Пришлось и его грифом от штанги приголубить. Завтрашние заголовки яндекс-новостей стали вдвойне красочней.
— С родителями завтра можете не приходить, — сказал я. — Оба.
Из обоих зомби вывалилось по деревянной шкатулке. Из зомби. По шкатулке. Из зомби, несколькими минутами ранее бывших моими учениками, вывалилось по шкатулке.
Интересно, где они их хранили. Вот с чисто анатомической точки зрения интересно.
Самая очевидная версия и та не подходит.
Тем временем, в спортзале продолжала происходить какая-то нездоровая фигня. Часть учеников успела свалить в раздевалку, зато вторая часть успешно загнала третью часть в угол и теперь методично ее пожирала, радостно причмокивая.
Я поудобнее перехватил свое оружие, и тут у меня перед глазами повисла надпись.
«Вы можете ввести оружие „гриф от штанги“ в Систему. Убивая врагов оружием Системы, вы будете получать очки опыта, необходимые для прокачки. Ввести оружие „гриф от штанги“ в Систему? (Такая возможность предоставляется только один раз) Да. Нет.»
— Ыыы, — сказал я.
Надпись мешала. Пока я ее читал, ко мне почти подобрался троечник Егор Не-Помню-Фамилии-Без-Журнала, и с клыков его капала кроваво-красная слюна.
Над троечником Егором тоже была надпись. «Голодный зомби. Уровень один».
Я ударил его по ногам. Он упал, не издав ни звука, и продолжил ко мне ползти.
— Не надо, — попросил я.
Он продолжал ползти.
Я попятился назад.
Он продолжал ползти.
Ему бы вот это упорство, да на турнике…
В общем, я еще раз махнул грифом от штанги и надпись про голодного зомби исчезла. Видимо, накушался.
Из него тоже шкатулка выпала, кстати. И хотя я смотрел очень внимательно, так и не заметил, из какого именно места.
Я на всякий случай подобрал все три шкатулки и они исчезли. В смысле, просто взяли и растаяли у меня в руках через мгновение после того, как я их подобрал. Дичь какая-то.
Однако, на фоне всего остального это была никакая не дичь, а просто детская шалость, и я не стал заморачиваться. На меня перли еще пятеро моих бывших учеников, и намерения у них были исключительно гастрономические.
И тут у нас как бы возник конфликт интересов. Потому что они хотели меня сожрать, а я категорически не хотел быть сожранным.
Надпись про гриф от штанги все еще висела перед глазами и здорово мешала. Я ненадолго задумался, а не согласиться ли, но потом решил, что не стоит. Хреновина была удобна вот прямо сейчас, но делать ее постоянным оружием было бы глупо. Слишком здоровая, с собой носить неудобно, да и тяжеловата. Рука бойца махать устанет.
Поэтому я внимательно посмотрел на слово «нет», оно мигнуло, а потом надпись исчезла.
И как раз вовремя, потому что доблестная пятерка уже подобралась ко мне вплотную и начала раздражающе клацать челюстями.
По счастью, все они были первого уровня, голодные и не особенно проворные. Я порхал между ними, как бабочка и жалил, как мясник на бойне. Минуты через полторы все было кончено.
Я бросил гриф на пол, утер пот и выудил из кармана сотовый телефон. Разумеется, сотовый не работал. Сеть была перегружена, как в новогоднюю ночь сразу после выступления президента.
Печально.
Я собрал шкатулки — потому что лут — они снова растаяли, и я решил, что разберусь с этим феноменом позже.
В школе кричали и бегали. Орали аварийные сирены, а голос завуча по школьному радио просил всех успокоиться и организованно идти домой. В голосе завуча проскакивали истерические нотки, словно в радиорубку кто-то ломился.
Впрочем, мне она никогда не нравилась.
Убедившись, что прямо сейчас меня жрать никто не будет, я прошел через мужскую раздевалку — она была пуста — и вернулся в учительскую. У нас, у физруков, своя учительская, с особой, так сказать, атмосферой.
В учительской обнаружился мой коллега Семен.
Семену было лет пятьдесят, он был бывший красавчик и боксер, но после окончания карьеры облысел и слегка заплыл жирком.
Семен сидел в кресле и чистил ногти охотничьим ножом.
— Слышал? — спросил я Семена.
— Слышал, — сказал Семен.
— И что думаешь?
— Думаю, что на сегодня занятия окончены, — сказал он.
— Что будешь делать?
— Пойду домой, хряпну сто пятьдесят беленькой, включу первый канал и буду слушать, как мне станут рассказывать про то, что в Африке еще хуже, — сказал Семен. — А потом уеду к себе в деревню, заряжу ружье, заколочу ставни и хряпну еще сто пятьдесят.