Но при входе в гавань я почувствовал, что джунгли опять смыкаются. Я сделался нервным, раздраженным, недовольным — вдруг нецельным человеком. И все же я не сдался. Я решил, что не сойду на берег с остальными. Стоянка наша должна была продлиться до тех пор, пока не выдохнется ураган. Пароходная компания организовала прогулки и экскурсии.
— Как называется этот город? На аэродромах всегда объявляют название. В портах любят, чтобы ты угадывал. Почему, интересно?
— Философ.
Муж и жена, дружная пара.
Про нас уже знали. Транзисторы приняли новое объявление — с взволнованной одышкой, как и прежние: «Передаем обращение министерства общественного порядка и образования. В течение нескольких дней на нашем острове будут находиться пятьсот туристов. Министерство призывает встретить туристов с нашей обычной вежливостью и гостеприимством».
— Туземцы взволнованы, — сказав мне один турист.
— Да. Очень может быть, что они нас скушают. Мы аппетитно выглядим.
Над станцией, где выгружали боксит, висела туча красной пыли, уродовавшая город и холмы. Туристы в бермудских шортах, пестрых рубашках и соломенных шляпах, выстроившись вдоль поручней, глазели. Вид у них был незащищенный.
«Слушайте обращение министерства общественного порядка и образования…».
Я вообразил, как обращение разносится по парикмахерским, пивным, закусочным и задворкам знакомого мне ветхого городишка.
Радио сыграло рекламную какой-то рубашке; заныл орган — скончались такой-то и такой-то; потом — рекламная стиральному порошку; потом громоподобно объявили время и последовал рассказ о погоде и температуре.
— И тут переживания из-за времени и погоды, — сказала одна женщина.
Ее муж с озлобленностью, которой не могла скрыть пестрота туристского наряда, ответил:
— А почему бы и нет, черт подери?
Недружная пара.
Я ушел в каюту. По дороге мне повстречалась пара повеселее, одетая как на карнавал.
— Не идете на берег? — спросил он.
— Нет. Останусь, лучше почитаю.
И, сам себя изолировав, я попробовал читать. Надел очки и попробовал насладиться убыванием умерщвляемой плоти. Но без толку: джунгли напирали; неразбериха и угроза уже перерастали во внутреннее возбуждение, которое разрешается только само в себе — и опустошает.
Тут, на лайнере Мура-Маккормака, все было Мур-Маккормак. В белой каюте имя таращилось на меня из всех углов, с каждого предмета, с полотенец, с туалетной бумаги, с писчей бумаги, со скатерти, с наволочек, с простынь, с одеял, с чашек и меню. Имя лезло внутрь — как радиация, которой нам велели остерегаться, проникало под кожу, запечатлевая себя в живых кровяных тельцах.
Мур-Маккормак. Мур-Маккормак. Человек стал богом. Некуда деться от него в каюте; но я знал, что, стоит нам сойти с корабля, имя потеряет силу. Так что решение было принято как бы помимо меня. Я сойду на берег, проведу на берегу ночь. Настроение овладело мной; я ему не препятствовал — я ему отдался. Потом мне пришло в голову, что и я, убрав портфель, бумаги, письма, паспорт, способен кое на что притязать. Я ведь тоже пытался налепить на себя ярлыки, но ни один из них не мог убедить меня, что я принадлежу себе.
Это — составная часть моего настроения, и она увеличивает беспокойство. Мне кажется, что весь мир смыло прочь и меня смывает вместе с ним. Мне кажется, что времени у меня в обрез. Ребенок, испытывая свою храбрость, ступает в быструю речку, и пусть вода достает ему только до лодыжек — вот исчезла из-под ног надежная земля, и остается лишь ужас от неба и деревьев и то, что толкается в ноги. Мгновение ясности только обостряет ужас. Так, мы годами пользуемся одной зубной пастой и кончаем тем, что не можем вспомнить цвет тюбика; но едва окружат нас незнакомые ярлыки, выведет из равновесия незнакомый пейзаж, и всякая обиходная мелочь, которой мы пользовались механически, делается самостоятельной и напоминает нам о нашей странной зависимости.
— Проведете ночь на берегу?
Вопрос задал маленький смышленого вида человечек с круглым добрым лицом. Он так же сторонился судовой жизни, как я, зато был неразлучен с крупным мужчиной в сером костюме — лицо второго я никак не мог запомнить. До меня доходили слухи, что маленький очень богат, но я не обращал на них внимания; так же как не обращал внимания на другой слух — что на борту у нас находится пленный русский шпион.