И тогда на улицу, на площадь,
Под прозрачный бой часов с угла,
Выбежала голубая лошадь,
Синяя карета из стекла.
Громко хлопнув музыкальной дверцей,
Соскочила осень на ходу,
И, прижав рукой больное сердце,
Закричала, как кричат в аду.
А в ответ из воздуха, из мрака
Полетели сонмы белых роз,
И зима, под странным знаком рака,
Вышла в небо расточать мороз.
И танцуя под фонарным шаром,
Опадая в тишине бездонной,
Смерть запела совершенно даром
Над лежащей на земле Мадонной.
Черная Мадонна
Вадиму Андрееву
Синевели дни, сиреневели,
Темные, прекрасные, пустые.
На трамваях люди соловели.
Наклоняли головы святые,
Головой счастливою качали.
Спал асфальт, где полдень наследил.
И казалось, в воздухе, в печали,
Поминутно поезд отходил.
Загалдит народное гулянье
– Фонари грошовые на нитках, —
И на бедной, выбитой поляне
Умирать начнут кларнет и скрипка.
И еще раз, перед самым гробом,
Издадут, родят волшебный звук.
И заплачут музыканты в оба
Черным пивом из вспотевших рук.
И тогда проедет безучастно,
Разопрев и празднику не рада,
Кавалерия, в мундирах красных,
Артиллерия – назад с парада.
И к пыли, к одеколону, к поту,
К шуму вольтовой дуги над головой
Присоединится запах рвоты,
Фейерверка дым пороховой.
И услышит вдруг юнец надменный
С необъятным клешем на штанах
Счастья краткий выстрел, лёт мгновенный,
Лета красный месяц на волнах.
Вдруг возникнет на устах тромбона
Визг шаров, крутящихся во мгле.
Дико вскрикнет черная Мадонна,
Руки разметав в смертельном сне.
И сквозь жар, ночной, священный, адный,
Сквозь лиловый дым, где пел кларнет,
Запорхает белый, беспощадный
Снег, идущий миллионы лет.
Diabolique
Виктору Мамченко
Хохотали люди у колонны,
Где луна стояла в позе странной.
Вечер остро пах одеколоном,
Танцовщицами и рестораном.
Осень вкралась в середину лета.
Над мостом листы оранжевели,
И возили на возках скелеты
Оранжады и оранжереи.
И в прекрасной нисходящей гамме
Жар храпел на мостовой, на брюхе,
Наблюдал за женскими ногами,
Мазал пылью франтовские брюки.
Злились люди и, не загорая,
Отдавались медленно удушью.
К вечеру пришла жара вторая,
Третью к ночи ожидали души.
Но желанный сумрак лиловатый
Отомкнул умы, разнял уста;
Засвистал юнец щеголеватый
Деве без рогов и без хвоста.
И в лиловой ауре-ауре,
Навсегда прелестна и ужасна,
Вышла в небо Лаура Лаура
И за ней певец в кальсонах красных.
Глухо били черные литавры,
Хор эриний в бездне отвечал,
А июль, как Фауст на кентавре,
Мертвый жар во мраке расточал.
Но внезапное смятенье духов,
Ветер сад склоняет на колена,
Тихий смех рождается под ухом,
Над вокзалом возникает глухо:
Королева ужасов Елена.
А за нею Аполлоны Трои,
С золотыми птицами в руках,
Вознеслись багровым ореолом,
Темным следом крови в облаках.
А луна поет о снежном рае…
Колыхался туч чернильных вал,
И последней фразою, играя,
Гром упал на черный арсенал.
И в внезапном пламени летящем,
Как на раковине розовой, она
Показалась нам спокойно спящей
Пеною на золотых волнах.
Последний парад
Лилии Харлампиевн Пумпянской
Летний день был полон шумом счастья,
Молния сверкала синей птицей.
Выезжали из пожарной части
Фантастические колесницы.
А сквозь город под эскортом детским,
Под бравурный рев помятых труб,
Проходила в позах молодецких
Лучшая из мюзик-холльных трупп.