- Какая досада! Сын рядом, а увидеть его не смогу. Времени нет, своих надо догонять...
Степанов знал, каким счастьем было встретить родного человека на неоглядных дорогах войны.
Он не мог задержать отца Гусева, но когда Юрий посадил самолет, поспешил к летчику, рассказал все и дал машину.
- Догоняй отца. Да надень боевые ордена. Пусть порадуется.
Помчалась полуторка по проселочной дороге. В соседней деревне отец и сын встретились...
Счастье встречи с близким человеком - матерью - выпало и младшему лейтенанту М. Белану. С начала войны он не имел весточки - цел ли их дом в Кировограде, жива ли мать...
К вечеру жизнь на аэродроме стала понемногу затихать, экипажи возвратились с боевых вылетов. Михаил подошел к командиру эскадрильи с просьбой разрешить ему навестить родных. Тот разрешил отлучиться до семи утра и наказал, чтобы был летчик внимательным и осторожным. Город освобожден недавно, весь в развалинах - все может быть...
Кировоград показался Белану вымершим: темень, руины, на улицах ни души. Дорога была неблизкой. Около полуночи, наконец, добрался. Вот его дом! Целый! Кто же там теперь? Вошел. За столом сидела его мать - седая, постаревшая вдруг женщина. Она повернулась к нему, и у нее затряслись руки. Попыталась встать, но не смогла. Истомилось, изболелось материнское сердце в безвестности, но верило, что жив, кровинушка.
Миша бросился к матери: "Родная моя! Ты жива!" А мать зашептала, обнимая его: "Сынок, сынок..."
Недолгой была их радость. К утру Михаил вернулся на аэродром, а через два месяца летчик Белан пал смертью храбрых, выполняя боевое задание...
Нечеловеческое напряжение в период наступления сменил кратковременный отдых. Авиаторы обживали свои аэродромы, получали новую матчасть и ремонтировали старую, пополняли боезапасы, горючее, продовольствие. Здесь и застала их радостная весть, которая сразу же облетела весь личный состав 1-й штурмовой корпус был отмечен в приказе Верховного Главнокомандующего и с 8 января 1944 года получил почетное наименование "Кировоградский".
По традиции в полках корпуса прошли митинги, чествование тех, кто внес наибольший вклад в освобождение еще одного украинского города от немецко-фашистских захватчиков.
Форсировав Днепр и сокрушив пресловутый Восточный вал, войска 1-го и 2-го Украинских фронтов к середине января продвинулись далеко на запад, но между флангами, в районе Канева, все еще оставалась крупная вражеская группировка.
Гитлеровское командование решило любой ценой удержать корсунь-шевченковский выступ и не дать возможности двум фронтам сомкнуть свои смежные фланги, воспрепятствовать продвижению советских войск к Южному Бугу. Поэтому Ставкой Верховного Главнокомандования было принято решение: окружить и уничтожить группировку врага в звенигородско-мироновском выступе путем смыкания левофланговых частей двух фронтов в районе Шполы, чем создать возможность для развития наступления и выхода советских войск на Южный Буг.
Зима 1943/44 года выдалась снежной, но теплой. Вьюги то и дело сменялись дождями. Грунтовые дороги то размокали, то покрывались льдом. Аэродромы часто выходили из строя, и только со старых довоенных летных полей, имевших бетонное покрытие, можно было подняться в воздух.
К концу января погода стала улучшаться. Боевая работа началась с воздушной разведки.
Попытка противника перегруппировать части для контрудара не прошла незамеченной: разведчики корпуса капитан Д. Нестеренко и старший лейтенант Б. Лопатин уже в первые вылеты засекли сосредоточение крупных сил танков и пехоты у Новомиргорода, Лебедина, Толмача и Вязовки. Контрудары гитлеровцев - а это было не трудно определить - нацеливались под основание левого и правого флангов, наступавших на Шполу войск 2-го Украинского фронта. Требовалось принять срочные меры, чтобы остановить противника, сорвать его коварные замыслы.
Тогда для нанесения удара по врагу поднялись в воздух экипажи штурмовиков капитана Д. Нестеренко и старшего лейтенанта Б. Лопатина. После двадцатиминутной штурмовки их сменили над полем бон группы старших лейтенантов Г. Александрова и М. Одинцова, тех, в свою очередь, - летчики ведущих групп младшего лейтенанта И. Джинчарадзе и лейтенанта Т. Бегельдинова. Так продолжалось в течение всего дня...
Войска фронтов, в частности их танковые силы, почти одновременно вышли к Звенигородке - и сомкнулось бронированное кольцо. Так было положено начало окружению корсунь-шевченковской группировки противника. Спустя много лет я обратился к военным архивам. Перебирал пожелтевшие листки документов, и передо мной вставали такие зримые картины.
Группа разведчиков держит курс на Шполу. Впереди на головной машине капитан Г. Красота со своим воздушным стрелком сержантом И. Иконниковым.
Я будто видел однообразие серой, изжеванной траками земли, пепелища мертвых сел, тусклый блеск воды в морщинах балок, утомляющий зрение. Но нужно быть начеку!
Гитлеровцы подтягивали резервы, создавали танковые клинья. А вот и то, что нужно, - танковая колонна ползет к Шполе. Стремительная атака, сброс "фугасок", ПТАБов, пушечные очереди - и "викинги" попадают в кольцо огня. В свой следующий вылет капитан Красота вместе с лейтенантом Михайличенко обнаружили новую колонну - 70 вражеских танков, выдвигавшихся на Шполу с юга. Мастерский удар приходится по голове бронированной армады - и ее движение стопорится...
Погода то и дело капризничает: то сеет мелкий дождь, и тогда все вязнет в жирном черноземе, то проносятся снежные заряды. Тут уж командиру приходится поломать голову, кого же послать на задание. Красоту? Он уже с ног валится... Можно Минина, Ярлыкова, Блинова, Гулькина, Петрова...
На построении майор Рымшин, объяснив обстановку, вызвал добровольцев. Все экипажи сделали два шага вперед.
Командир полка подумал и объявил:
- Ведущим пойдет лейтенант Иван Михайличенко. Ведомого он выберет сам...
В напарники Иван выбрал молодого, но надежного летчика - Отара Чечелашвили, с которым не раз летал на "свободную охоту". Понимали они друг друга с полуслова.
А партизанский разведчик время от времени радировал в штаб фронта: "На станции Смела скопление эшелонов с боевой техникой... Нужны штурмовики... Срочно нужны..."
Подготовка к вылету началась с прокладки маршрута. Если раньше на Смелу ходили через Черкассы, то теперь Михайличенко предложил лететь в обход, при этом большая часть трассы пройдет над лесом.
- Здесь нет зениток, - согласился Чечелашвили, - и можно будет подойти к цели скрытно.
Взлетели около полудня. До линии боевого соприкосновения шли на бреющем: плотные облака мешали подняться выше. К счастью, дождь со снегом прекратился, видимость значительно улучшилась.
На подходе к городу и станции, километра за три, заметили паровозные дымы. Сбросили бомбы, сделали несколько залпов эрэсами. Клубы белого дыма, змейки огня, бегущие по крышам вагонов, свидетельствовали о точном попадании.
"Илы" вошли в облака. Поразительно, но гитлеровские зенитчики почему-то молчали. Они, очевидно, не могли предположить, что в такую погоду кто-то решится их потревожить.
Второй вылет командир назначил после обеда. Маршрут решили не менять. И за это жестоко поплатились. Именно в лесу с земли потянулись трассы "эрликонов", и ведущий увидел вокруг своей машины зловещие шапки разрывов. И тут же почувствовал удар спереди и снизу. Взглянул на приборы - резко упало давление масла в моторе. Он стал глохнуть, а при подходе к Днепру и совсем остановился.
Перед Михайличенко прямо по курсу лежала вытянутая поляна. Это была старая вырубка, сплошь покрытая пнями. Выбора в такой ситуации не было нужно садиться.
Раздался треск, штурмовик несколько раз подбросило, привязные ремни у летчика лопнули...
Сколько длилось забытье, Иван не помнил. Когда пришел в себя, как сквозь кисею увидел ползущих по полю людей в маскхалатах.
Потянулся к пистолету, но тут же услышал: "Мы свои, братки! Быстрее вылазьте из кабин, а то немец сейчас ударит из минометов. Он эту поляну хорошо пристрелял".