Подходит Сергей Петрович — он, оказывается, тоже был здесь и видел танец.
— Да, это то, что нужно, — тихо говорит мне хореограф и протягивает руку Владимиру. — Добрый день…
Иду домой счастливая. Ветер в небе, оставшиеся листья на деревьях, мерзлая слякоть под ногами — всё поёт и вторит мне. Фламенко тангос…
Художника нет и сегодня, но теперь меня это не огорчает.
На завтра назначена репетиция, хотя, думаю, она не нужна. Танец во мне, и теперь я его не забуду.
День выступления
Просыпаюсь, будто от толчка. Сегодня!
Неделя пролетела, как один миг. Каждое утро я бежала в танцзал в предвкушении чуда. Мой танец! Лёгкий, как искристое вино, обжигающе-опасный, как низвергающаяся лава, ослепительный, как молния, нежный, как…
Как мужчина. Зачем искать более подходящее сравнение, если это так?
Сергей Петрович больше не включал ритмизатор. Мне казалось, что теперь он встроен у меня внутри. Владимир ли тому виной, или так удачно сложились обстоятельства, но фламенко неожиданно повернулся новой, не знакомой ранее стороной. Танец одиночества становится танцем-для-двоих, при этом не теряя прежнего горьковато-кофейного привкуса…
Зал полон, билеты раскупили ещё накануне. В последний раз расправляю перед зеркалом оборки нового, специально сшитого платья — чёрного с зелёным и золотым. В отличие от традиционного красно-бело-чёрного, сочетание цветов очень необычно, даже вызывающее. Но это на первый взгляд.
Цветовую гамму предложил Владимир.
— Мы не можем танцевать «Золотой дождь» в обличии огня! Зелёный — цвет весны, символ нового, возрождённого мира. Чёрный — сама земля, на которой растёт всё живое. Ну, а золотой — то, что связывает первое и второе.
Я с удивлением поняла, что соглашаюсь.
Наш выход.
Владимир выглядит спокойным, но чувствую: волнуется. Тереблю край мантильи. Сергей Петрович как всегда ровным голосом произносит последние наставления. Или просто желает удачи? Не слышу слов. Понимаю: переживает не меньше нашего. Он неизменно присутствовал на всех репетициях, подсказывал и поддерживал, замечал ошибки и находил решения.
Это и его танец. Тоже.
Занавес открывается, и нас приветствуют зрители.
Владимир слегка наклоняется ко мне и шепчет: «Не бойся»!
Мы начинаем…
От репетиции к репетиции мы всё больше узнавали друг друга, а танец всё лучше узнавал нас. Но каждый раз всё оказывалось немного иным, новым, хотя и знакомым, и близким. Мыслей Володи, поразивших меня при первой встрече, я больше не слышала. И от этого становилось немного грустно, даже слегка щемило в груди. Но не настолько, чтобы перестать радоваться Золотому дождю.
И всё-таки я надеюсь, что сегодня, во время выступления снова услышу…
Я вхожу в танец.
Льётся музыка. Кап. Кап.
Разверзлись небеса. Я поднимаю руки и лечу.
Исчезает сцена, свет, зрители, даже Владимир.
Остаётся лишь шум дождя.
Тревожно поет дождь, и я пою вместе с ним, пытаясь найти ответ. А вокруг разбиваются брызги, струятся потоки, собираясь в одну бурную реку, и вот уже не дождь, а целый водопад несёт меня за собой…
Выныриваю и продолжаю бег.
Ноги радостно ощущают твёрдую землю. Шаг, шаг, быстрее!
Мантилья в руках тонка и прозрачна, словно паутина.
Тело — гибкое и послушное, как стебель травы, тянется к небу, к свету, к золотому дождю…
Звенит невидимая гитара.
Кружится мир.
Танцую фламенко…
Сквозь пелену дождя пробивается ритм. Сначала робкий, но вот всё увереннее и громче. Палмас — Владимир хлопает в ладоши. Ах да, он ведь тоже танцует со мной…
Мы выходим из танца. Последний «шаг цапли», поворот с вращением. Остановка.
Миг, а затем…
Рёв зала и шквал аплодисментов.
Девочки за кулисами чуть ли не разом бросаются мне на шею — того и гляди, задушат. Откуда-то берутся цветы. А, это Сергей Петрович… Когда только успел?
— Я в тебя верил, Маруся. Ты — лучшая.
Да, сегодня это так. Всё понимаю — когда я уйду со сцены, он скажет это другой. Но сейчас мне приятно. Улыбаюсь, и остальные — тоже.
Только Володя не улыбается.
— Мне пора.
— Ага. До завтра.
— Нет. Вряд ли мы встретимся завтра, — и, предупреждая мой вопрос, — послезавтра тоже.
Люди делятся на две категории.