Достаточно немолодая немка, продавец-консультант, с трудом понимавшая мой (неплохой ведь!) английский язык, всё-таки разобралась, что я хочу: во-первых — «Грюндиг», во-вторых — небольшого размера, в-третьих — чтобы кроме СД-дисков он читал и флэшку (много интересных для детей аудиоматериалов можно качать в инете!).
Разобравшись, она подвела меня к полке с нужного класса аппаратурой и элегантным жестом указала на несколько стоящих на этой полке моделей, среди которых был ОН — серо-стального цвета, настоящий «бундесовый» Grundig!
— Ja! Ja! Я это беру! — я радостно впился руками в мечту моей юности. — Это, конечно, сделано в Германии?
— Это изделие «made in PRC»… — с грустным смущением ответила немецкая продавщица.
PRC, для тех, кто не знает, это — People's Republic of China — Китайская Народная Республика.
Я аж задохнулся от обиды и возмущения:
— А Мерседесы для Германии тоже в Китае собирают?
— Нет! — грустно вздохнула немка, — их там собирают только для внутреннего китайского рынка.
В общем, «Хрюндика» этого я всё равно взял.
Зря.
Конечно, китайцы будут «переводить стрелки» на немцев, те — на китайцев, а те и другие вместе — на нестабильное напряжение электросети в нашем Покровском (кстати, у меня стабилизатор напряжения стоит китайский!), но… проработал этот «Grundig» у меня ровно две недели, потом в электронике что-то «заглючило» и, как у Жванецкого — «теперь у меня на нём чайник, кошка и «Маяк» с трудом».
Обходимся нынче менее брэндовым, но работающим, откровенно китайским аппаратом. Даже роняли его — «пашет как зверь»!
Но, это так — лирика.
После посещения «храма берлинской торговли» Флавиан предложил:
— А давай, Лёха, поедем на Музейный Остров, в Музей археологии? Там одно из лучших в мире собраний античных древностей.
— Поехали! — любовь к истории Древнего Мира была у нас с Флавианом общей, и мы тут же отправились искать такси.
***
Пергамский Алтарь, конечно, впечатляет. Мощно они, эти древние пергамцы, развернулись; представляю, как это сооружение впечатляло его современников, если до сих пор впечатляет даже нынешнего посетителя берлинского Музея археологии, искушённого гигантизмом и разнообразием современной архитектуры.
Естественно, я этот алтарь отснял со всех сторон, с мыслимых и немыслимых ракурсов.
Потом отснял почти все артефакты в отделе Вавилонской цивилизации, в отделе Античной Греции, и Египетском отделе…
И вот тут — хлоп! — меня выключило из моего профессионально-азартного фотоохотничьего состояния, причём хлопнуло с той стороны, откуда не ожидал.
Иду я себе и иду, щёлкаю себе «марком» и щёлкаю — щёлкать разрешено, смотрители на меня внимания не обращают, и вдруг — раз и обратили!
Подхожу к дверям в какой-то следующий зал, а смотритель (их там, скорее, «охранниками» можно назвать — здоровые такие мужики, одинаково одетые) показывает на мой фотоаппарат и говорит «Nein!» — типа, снимать нельзя.
Я ему, мол — вроде же, везде можно?
А он, мол — везде можно, а в этом зале нельзя!
Что делать! Закрываю крышкой объектив, демонстративно щёлкаю рычажком «power», захожу в этот запретный зал, а там — ОНА! Царица Египта Нефертити!
И Флавиан стоит перед стеклянным шкафом в центре зала, внутри которого тот знаменитый бюст Красавицы всех времён и народов, стоит и смотрит на неё совершенно зачарованным взглядом.
Я даже опешил сперва — чего это он? А потом подошёл к ней сам, вгляделся в непередаваемые черты лица, и тоже замер. Мистика какая-то!
Читал я, конечно, читал раньше о магическом воздействии этого изображения на зрителя, видел немало фотографий этого и нескольких других дошедших до нас скульптурных портретов любимой жены Эхнатона — уникального в истории Древнего Египта правителя, вознамерившегося заменить всё скопище традиционных египетских «богов» с животными мордами и явно демонической сущностью — поклонением одному богу Атону, богу Солнца, освещающему всю землю и несущему жизнь всему растительному и животному миру. Читал!
Но чтобы оно так могло зацепить — это просто гипноз какой-то!
Я смотрел на Нефертити, женщину, чьё имя означает «Прекрасная грядёт», а она смотрела надо мной, куда-то в пространство, ей было привычно внимание множества людей, останавливающихся напротив и столбенеющих с открытым ртом от чего-то невыразимого, присутствующего в её облике.