Интересно узнать, кто у геронды Георгия был учителем и наставником…
— Старец Анастасиос! — сказала неожиданно вошедшая в комнату с подносом для уборки посуды мать Германика. — А он был духовным сыном старца митрополита Диомидиса.
— Это не тот митрополит Диомидис, который был в немецком плену в годы Второй мировой войны и там окормлял пленных греков в концлагерях? — спросил её Флавиан.
— Да! Именно он! — подтвердила мать Германика. — Когда он был арестован немцами за укрытие английских раненых солдат и сидел в тюрьме в Фессалониках, митрополит Фессалоникийский чудом выхлопотал ему у немцев освобождение, но Диомидис, увидев в заключении, сколько страждущих там имеют нужду в духовном пастыре, отказался от свободы и добровольно поехал в концлагеря в Германии!
Там его неоднократно приговаривали к расстрелу, но каждый раз Матерь Божья чудесным образом спасала его от смерти.
А в 1945 году, после окончания войны, он остался в Германии в качестве представителя Греции и не уехал до тех пор, пока не помог всем оказавшимся там грекам вернуться на родину. Он был фактически последним греком, выехавшим из побеждённой Германии!
— Вот-вот! — подтвердил Флавиан. — Я читал об этом в каком-то журнале.
— А старец Анастасиос, духовный отец нашего геронды, был любимым чадом митрополита Диомидиса, — продолжила мать Германика. — Он поставил Анастасиоса настоятелем главного из монастырей в Метеорах, которые были тогда в запустении, и одновременно миссионером в своей митрополии.
Геронда Анастасиос был очень сильным проповедником, его очень любила молодёжь, и целый выпуск учеников местной гимназии пришёл к нему в монастырь насельниками!
Наш геронда тоже познакомился с отцом Анастасиосом совсем юным и в шестнадцать лет пришёл к нему в монастырь, где стал его любимым учеником и первым постриженником в малую схиму в обители.
А когда из-за умножения туристов в Метеорах геронда Анастасиос с большинством братии перебрался на Афон, то и наш старец пришёл туда с ним и стал его «правой рукой» по многим вопросам жизни обители.
И всегда был самым послушным учеником и последователем геронды Анастасиоса, который обучал его умной молитве и духовной жизни!
— Я читал некоторые переведённые с греческого богословские труды геронды Анастасиоса, — сказал Флавиан. — Помню, каждый раз поражался высоте богословской мысли автора!
— Да! — подтвердила мать Германика. — Старец Анастасиос очень известный в Греции богослов и духовник, — и добавила: — Батюшка, герондисса благословила устроить вас с Алексеем на отдых до вечера, пойдёмте, я отведу вас в комнату для гостей!
— Матушка! — обратился к ней Флавиан, — а можно, я пойду отдыхать чуть позже? Если храм открыт, я хотел бы там помолиться немного.
— Конечно, конечно, батюшка! — согласно закивала мать Германика. — Храм открыт, Вы можете молиться в нём, когда Вам захочется. Алексей, давайте я вас устрою на отдых!
— Мать Германика! — с чувством произнёс я, — Вы представляете, как будет моё тщеславие с самолюбием уязвлено, если мой духовник будет молиться, а я в это время буду дрыхнуть как свин! Нет уж, я лучше пойду по территории монастыря и вокруг него с фотоаппаратом погуляю, если благословите!
— Конечно, гуляйте, Алексей! — засмеялась мать Германика. — Я буду здесь на кухне. Когда вернётесь — скажите, и я вас отведу в вашу келью.
— Договорились! — я поднялся, помог встать из кресла Флавиану на его затекшие от сидения в глубоком кресле больные ноги, и мы вышли на улицу.
Глава 20
ГЕРОНДА ГЕОРГИЙ
Сколько я гулял, я даже и не скажу — время пролетело как-то совсем незаметно!
Обошёл я вокруг храма с «другом-марком», кое-чего пощёлкал на разных диафрагмах; заглянув в узкое окошко, убедился, что Флавиан в стасидии напротив храмовой иконы святого Великомученика молится по чёткам, склонив седовласую голову на грудь.
Затем я посидел в беседке, на краю обрыва, послушал треск цикад и тоже пробовал молиться, но обилие впечатлений, вызвавшее шквал мыслей, не давало сосредоточиться.
Тогда я вышел за ворота, прошёлся вдоль ограды обители, состоящей из простой сетки-рабицы, натянутой на металлические столбы. Осмотрел небольшие монастырские огороды, дошёл до скотного двора, совсем маленького по сравнению с подобными строениями в русских монастырях; удостоверился, что с приходом туда герондиссы Феодоры плохо рожавшая коза усовестилась и благополучно разродилась парой очаровательных сереньких козлят.