Выбрать главу

Я взглянул на Флавиана — тот тихо сопел, откинувшись в удобном кресле с закрытыми глазами и, по видимости, спал. Однако потёртые чётки — афонская «трёхсотка» — продолжали ритмично двигаться в его припухших артрозных пальцах, — видать, молился…

Я перевёл взгляд на «Квазимодо» — тот увлечённо «юзал» планшет. Его невзрачный спутник, лица которого я так ещё и не видел, читал какую-то газету на немецком языке, прикрыв ею это самое лицо.

— Странная парочка! — подумал я про этих ребят. — Настолько разные во всём! Один — какая-то смесь Терминатора с Франкенштейном, другой — какой-то серый «офисный планктон»… Может, он правда какой-нибудь бизнесмен серьёзный, а «Квазимодо» у него телохранителем? Вряд ли, уж больно он невзрачен…

Я снова погрузился в чтение преподобного Исаака.

«Иное есть чистота ума, а иное — чистота сердца. Ибо ум есть одно из душевных чувств, а сердце обнимает в себе и держит в своей власти внутренние чувства. Оно есть корень. Но если корень свят, то и ветви святы, то есть если сердце доводится до чистоты, то ясно, что очищаются и все чувства.

Если ум приложит старание к чтению Божественных Писаний или потрудится несколько в постах, в бдениях, в безмолвиях, то забудет прежнее свое житие и достигнет чистоты, как скоро удалится от скверного поведения; однако же не будет иметь постоянной чистоты, потому что скоро он очищается, но скоро и оскверняется.

Сердце же достигает чистоты многими скорбями, лишениями, удалением от общения со всем, что в мире мирского, и умерщвлением себя для всего этого».

Глава 27

КВАЗИМОДО. ПРОДОЛЖЕНИЕ

— Nein, Herr, esist nicht gesetzt! Ihre Toilette in der entgegengesetzten Ende des Salons! Verstecken Sie bitte die Zigaretteim Flugzeug Rauchen Sie nicht wahrend des Fluges! (Нет, господин, это не положено! Ваш туалет в противоположном конце салона! Спрячьте, пожалуйста, сигарету, в самолёте курить нельзя в течение всего полёта!) — сдержанно-возмущённый голос бортпроводницы вывел меня из погружённости в чтение.

В полутора метрах впереди наших сидений разворачивались нешуточные события. Очевидно, добавивший ещё приличную дозу дьютифришного «вискаря», судя по разлившемуся вокруг аромату перегара, «чиновник» в розовом галстуке, теперь уже окончательно распущенном и съехавшем набок, пытался прорваться с сигаретой в руке в туалет «бизнесовой» части салона.

На пути у него стояла, с решимостью трёхсот спартанцев, высокая худая немецкая стюардесса в наглаженном кителе и с лицом советской актрисы Ольги Сошниковой в роли унтершарфюрера Барбары из кинофильма «Семнадцать мгновений весны».

— Чё ты порешь! Я всё равно по-вашему не шарю! — распалялся «чиновник», напирая на стюардессу. — Пропусти, дура, я бабки заплатил! Имею право в любой сортир ходить в вашем тухлом самолёте!

— Nein, Herr, esist nicht gesetzt! Verstecken Siebitte die Zigarette!

— Не тронь мою сигарету, морда немецкая! — замахнулся буян на побледневшую, но твёрдо перегородившую собою проход женщину, когда она попробовала воспрепятствовать ему прикурить эту сигарету прямо в салоне. — Руки убери, щас размажу и ещё засужу потом вашу компанию за нарушение моих прав! Пусти в сортир, я право имею!

«Чиновник» потянулся оттолкнуть с дороги препятствующую ему бортпроводницу.

— Эй! Не надо так с женщиной! — раздался у него за спиной голос вставшего с кресла «Квазимодо».

— Чего? — раздухарившийся «чиновник» развернулся в его сторону. — Ты чё сказ…

Остаток фразы застрял в его горле, внезапно оказавшемся перехваченным мёртвой хваткой мощной мускулистой руки бывшего десантника. Возвышаясь на полголовы над хулиганом в розовом галстуке, «Квазимодо» приподнял его на цыпочки держащей за глотку рукой и посмотрел ему в глаза.

Очевидно, в его глазах задохнувшийся от нехватки воздуха и внезапно охватившего его страха «чиновник», как говорят в романах — увидел смерть. Глаза самого буяна выпучились с таким выражением ужаса, что у меня мелькнула недобрая мысль — «кажется, ему понадобится памперс».

— У-у! — с трудом промычал он, — п-пу-сти, я деп-пу-пут…

— Депутат? — холодным голосом спросил «Квазимодо», не ослабляя мёртвой хватки своих железных пальцев. — Ксиву!

«Чиновник», переступая на кончиках пальцев, дрожащей рукой залез в нагрудный карман и вынул оттуда какое-то удостоверение. «Квазимодо» взял его свободной рукой, раскрыл, посмотрел внутрь.

— Так ты, гнида, ещё и депутат… — с брезгливостью в голосе медленно проговорил гигант в камуфляжных штанах. — Я позвоню нашим ребятам в твоём городе, чтоб за тобой приглядели, народный избранник! Открой рот!