Десять судов, выстроившись в ровную линию, пустили в ход катапульты. Каменные ядра тучами обрушились на задние ряды флота Лициния. Нападение на лёгкие галеры не вызвало должного ответа. Сами же галеры, попытались развернуться и уйти от смертоносного обстрела, но это действие слишком запоздало. В связке с огнём, обстрел быстро привёл к желаемому результату. Галеры начали тонуть одна за другой. Крисп до полной хрипоты кричал, управляя одновременно ударом всех десяти судов. Едва завидя возможность выхода из ловушки, он тут же направлял туда удар отрезая путь к отступлению. Им отвечали, но слишком вяло. Большинство ядер противника даже не долетали до них и были более опасны для своих же кораблей. К тому времени, когда солнце появилось на горизонте, часть галер в задних рядах успела пойти ко дну. Над водой лишь торчали обломки судов и верхушки мачт. Рассвет позволил приступить к более активным действиям. По приказу Криспа, суда начали сближаться с противником. Следовало потопить все суда в задних рядах. И для этого пришлось местами идти на абордаж. Противник, ослабленный огнём, и обстрелом почти не оказывал сопротивления. Не имея возможности двигаться, корабли Лициния вспыхивали один за другим. Шаг за шагом, Крисп уверенно вёл римский флот к победе. И это продолжалось до самого вечера. Ещё до наступления темноты, над заливом раздалось восхищённое:
— Слава Цезарю! Слава Флавию Криспу!
Глава 6
Римские сенаторы не только внимательно слушали человека стоявшего в центре зала, но и часто перебивали его речь овациями. Зал был полон как никогда. И событие того действительно стоило. Император прислал префекта, дабы сообщить сенату подробности произошедшей битвы. Юлий Юлиан, префект Рима, выглядел немного бледным, что не мешало ему громко и чётко выполнять приказ императора.
— Двести судов сожжено, более ста сдались. Захвачено двадцать семь тысяч пленных и много золота. Лициний прислал послание в котором изъявляет покорность и признаёт себя верным слугой императора.
Эти слова были прерваны бурными аплодисментами. Все сенаторы стоя аплодировали этим вестям. Все, за исключением одного. Это был толстяк, маленького роста с круглым и очень светлым лицом. Он сидел в самых верхних рядах. С его лба постоянно струился пот и он вытирал его краем своего хитона. Создавалось впечатление, что его вообще не интересует происходящее в сенате. Сказанные им слова лишь подтверждали эту догадку:
— Как же здесь жарко! Благосклонность «Соль» порой сильно раздражает!
Слова были сказаны не очень громко, но тем не менее их услышали многие. Постепенно шум аплодисментов стихал. Взгляды присутствующих обращались в сторону толстяка. Чуть позже раздался возмущённый голос:
— Публий Скапула, вы снова показываете неуважение сенату!
— Прошу прощения, — тот кого назвали «Публий Скапула», изобразил на губах виноватую улыбку, — всему виной моя проклятая память. Я всё время забываю о том, что не должен упоминать Римских Богов. Вместо «Соль» следовало сказать…опять провал, никак не вспомню имя нового Бога. Не беда. Всегда найдутся рядом люди, которые напомнят мне о нём. И уж раз я получил слово, хотелось бы задать вопрос префекту. Вы приняли решение?
— Да! — раздался снизу твёрдый ответ. — Я покидаю свой пост вместе со всеми «Преторианцами».
— А это по всей видимости, новый префект, — Публий Скапула встал и накинув свободную часть хитона на правую руку, устремил насмешливый взгляд в сторону входящего в зал сената, высокого человека.
— Юний Анний Бас!
Новый префект остановил и принял вызывающе гордую позу. Не успел он остановиться, как Публий Скапула встал и начал спускаться вниз. Спустившись вниз, он прямиком направился к выходу. Возле нового префекта он остановился и очень громко произнёс:
— Я не припомню такого имени среди патрициев. И всё же, позвольте поздравить тебя с новым назначением.
В ответ раздался высокомерный голос:
— Позволь напомнит тебе, что по закону я могу вступить в должность только после одобрения сенатом.