— Хотите теплого молока? — спросил Лилли.
Аарон чуть покачал головой, точно не замечая его.
— Воды?
То же, еле заметное отрицательное движение.
Лилли написал записку доктору, зашел в контору, находившуюся в том же этаже, и попросил служащего, через несколько минут кончавшего работу, занести записку. Когда он вернулся, Аарон все еще не спал.
— Вы здесь один? — спросил больной.
— Да. Моя жена уехала в Норвегию.
— Совсем? Навсегда?
— Нет, — засмеялся Лилли, — на несколько месяцев. Она вернется сюда. А, может быть, мы встретимся в Швейцарии или еще где-нибудь.
Аарон помолчал.
— Вы не поехали с ней? — произнес он, наконец.
— Повидаться с ее родными? Нет, я не думаю, чтобы им так страстно хотелось меня видеть, а мне не слишком хотелось ехать. Зачем собственно? Женатым людям полезно иногда разлучаться.
— Да, — сказал Аарон, глядя на него потемневшими лихорадочными глазами.
— Я терпеть не могу супругов, которые являют собой нечто нераздельное, как два ореха в одной скорлупе.
— Я тоже их презираю, — сказал Аарон.
— Джозефина вас обольстила? — спросил Лилли.
— Вот именно! — мрачно ответил Аарон. — Она не придет сюда, не правда ли?
— Нет, если только я ее не позову.
— Вы ее не позовете, надеюсь, — иначе я…
— Не позову, если вы не хотите.
— Да, я не хочу.
Жар сделал Аарона наивным и общительным, что было совсем не в его характере. Он сознавал, что изменяет себе, знал, что не владеет собой и чувствовал себя от этого несчастным.
— Я останусь здесь на ночь, если вы ничего не имеете против, — сказал он.
— Ну разумеется, — ответил Лилли. — Я послал за доктором. Я думаю, что у вас «испанка».
— Вы думаете? — испуганно отозвался Аарон.
Наступило долгое молчание. Лилли стоял у окна и смотрел на темнеющий рынок.
— Мне придется лечь в больницу, если у меня «испанка», — услышал он голос Аарона.
— Нет. Если даже это протянется неделю или две, вы можете оставаться здесь. Мне все равно нечего делать, — сказал Лилли.
— С какой стати вы будете возиться со мной, — уныло ответил Аарон.
— Если захотите, вы всегда сможете отправиться в больницу или к себе домой, — успокоил его Лилли. — Вы успеете это решить в зависимости от того, как будете чувствовать себя утром.
— Мне не к чему возвращаться домой, — сказал Аарон.
— Если хотите, я пошлю вашей жене телеграмму, — предложил Лилли.
Аарон замолчал и в течение некоторого времени не проронил ни звука.
— Нет, — сказал он, наконец, решительным тоном. — Пусть лучше я умру.
Лилли ничего не ответил, а Аарон вскоре впал в полузабытье. Ночь опустилась на Лондон, далеко внизу белело сияние фонарей. Лилли зажег свою настольную лампу с зеленым абажуром и стал всматриваться в Аарона, который лежал неподвижно, с очень нездоровым видом. Пропорции его лица были довольно красивы. Только череп был мал для такой челюсти и несколько крупного рта.
Доктор пришел только в десять часов, изнемогающий от усталости.
— Неужели в этом учреждении нет лифта? — ворчал он, подымаясь по каменной лестнице. Лилли услышал его шаги и сбежал ему навстречу.
Доктор сунул Аарону под язык термометр и пощупал пульс. Затем он задал несколько вопросов, выслушал дыхание и сердце.
— Да, это «испанка», — сказал он коротко, — надо лежать в тепле и не двигаться, пить много молока и вообще принимать только жидкую пищу. Завтра я зайду сделать вам вспрыскивание. Легкие пока не задеты.
— Сколько времени мне придется пролежать? — спросил Аарон.
— Заранее определить нельзя. По меньшей мере неделю.
Аарон угрюмо взглянул на доктора и сразу возненавидел его.
Лилли про себя засмеялся. Аарон был похож на больную собаку, которая стонет, забившись в угол, но кусается, если кто-нибудь протянет руку, чтобы ей помочь. Он был в состоянии мрачного отчаяния.
Лилли уложил его и лег сам. Аарон всю ночь ворочался, спал беспокойно и видел дурные сны. Лилли вставал и давал ему пить. Перед рассветом на рыночной площади начался обычный оглушительный шум, от которого Аарон очень страдал.
К утру ему стало хуже. Доктор сделал ему предохранительное впрыскивание против воспаления легких.
— Вы не хотите, чтобы я дал знать вашей жене? — снова спросил его Лилли.
— Нет, — резко ответил Аарон. — Вы можете отослать меня в больницу. Что я такое? Падаль какая-то!
— Падаль? — удивился Лилли. — Почему?
По лицу Аарона промелькнула гримаса отвращения к себе.