Он не выходил к обеду. Когда он сошел вниз, дверь оказалась уже запертой на ночь. Он вспомнил страхи своей хозяйки и, опять возясь с замками, подумал, что двери в Флоренции точно предостерегали его от выхода. Несмотря на это, он вышел. Было около девяти часов вечера, на улицах было темно и безлюдно. Его поразила особая пустынность и настороженность города. Недалеко от себя, у подножия статуи, он заметил трех человек, из которых один держал в руке фонарь. Они стояли наклонившись и рассматривали какой-то предмет, который лежал на земле. Человек с фонарем светил им. Что это было?
Аарон почувствовал, как в нем похолодела кровь. Было что-то темное, таинственное и страшное в этой маленькой сцене. По всем движениям этих людей было очевидно, что они старались не привлечь к себе внимания. Какой-то инстинкт подсказал Аарону не подходить ближе, и он свернул к Лугарно и пошел вдоль площади. Некоторое время он бродил по темным улицам, прилегающим к реке, потом повернул к центру, направляясь к Пьяцца Виттория Эмануэле, чтобы посидеть в кафе. Там он рассчитывал пробыть час или два, — пить вермут и наблюдать флорентийцев.
Он вошел в большой, ярко освещенный зал. Было воскресенье, и все столики оказались заняты. Посетителей было много, очень много. Они сидели группами, по два-три человека, кругом маленьких мраморных столиков.
Аарон оглядывался по сторонам, ища свободного места, как вдруг кто-то взял его под руку. Это был Аргайл.
— Идемте. Садитесь к нам. Вот сюда, — и он повел Аарона в самый дальний угол зала.
Там сидел Лилли и какой-то странный человек, которого звали Левисон. В комнате было жарко. Аарон не переносил жары, поэтому снял пальто и повесил его на вешалку. При этом он нащупал в кармане свою флейту, и у него промелькнула мысль: безопасно ли это?
— Надеюсь, у меня ничего не выкрадут из кармана пальто, — сказал он, присаживаясь к столику.
— Они способны вытащить золотую пломбу из ваших зубов, мой милый, если вам случится зевнуть, — ответил Аргайл. — А что, вы оставили в пальто что-нибудь ценное?
— Флейту.
— Ну, этого они не возьмут.
— Кроме того, мы ведь увидим каждого, кто тронет пальто, — добавил Лилли, и они принялись за свой вермут.
— Что вы делали все это время? — спросил Аргайл. — Вы не показывались целую неделю. Я вижу, что мне пора приняться за вас и начать дело вашего исправления. О, ведь я великий преобразователь — Цвингли и Савонарола в одном лице! Не могу и счесть количество людей, которых я направил на путь истины. А это требует порой изобретательности, потому что врата тесны, а путь узок, иной раз чертовски узок!..
Аргайл был как будто немного пьян. Он говорил полушутя и смеялся, радуясь собственным остротам. Левисон одобрительно улыбался. Лилли совсем не слушал. Он сидел нахмурившись и как будто был чем-то отвлечен. Казалось, он почти не заметил прихода Аарона.
— Вы видели вчерашнюю суматоху? — спросил Левисон.
— Нет, — ответил Аарон, — а что такое?
— Социалисты. Они устроили демонстрацию по случаю ареста одного из железнодорожных забастовщиков. Я был там. Сначала все шло хорошо. Кучка молодых парней с криками и песнями шла по улицам, лавочники запирали лавки, итальянские флаги исчезли. Наконец, когда они дошли до улицы Бенедетто Кроче, там оказалось пять вооруженных полицейских. Они остановили процессию, и сержант сказал, что демонстранты могут идти куда хотят, за исключением улицы Вероккио, потому что там чинят мостовую и лежат целые груды камней, загораживающих путь. Только сержант кончил говорить, как раздался выстрел, и он, вскрикнув, упал вперед, на шею своей лошади. Выстрел был сделан анархистом. Тут начался ад. Карабинеры стали стрелять, толпа бросилась врукопашную… Я еле выбрался из свалки… Ну-с! Что вы об этом думаете?
— Все это довольно обычно, — сказал Аарон.
— Обычно? Он совершенно вежливо с ними разговаривал, только просил не идти по одной из улиц, так как им же помешают камни. А они дали ему кончить, а потом пристрелили.
— Он был убит? — спросил Аарон.
— Да, на месте.
Наступило молчание. Посетители кафе продолжали разговаривать взволнованным шепотом, обмениваясь встревоженными взглядами.
— Что делать, — сказал Аргайл, — раз уже псы войны спущены с цепи, нечего ждать, что через пять минут их опять удастся посадить на цепь.