Флейта гамельнского крысолова

– Противоположности сходятся, – осторожно заметила я.

– Тогда не удивляйся, если, следуя семейной традиции, вашего сына он назовет Путятя и соответственно по прошествии времени будет настаивать, чтобы ваш отпрыск назвал свою дочь не иначе, как Забава. Забава Путятична, внучка Добрыни Никитича. Ты готова к этому?

В кабинет, неся на подносе четыре чашки с дымящимся кофе, вошла Лиля. Пристроила поднос на край стола и, расставляя напитки, обиженно проговорила:

– Рома какой-то странный. Убежал, даже кофе не попил. А я специально для него варила. Крепкий. С корицей. Как он любит.

– У него душевная драма. Ольга в загул ушла, – многозначительно пояснил Хренов.

– Да вы что! – присела на краешек стула секретарша. И восторженно добавила: – Какой кошмар!

– Ну да. Кошмар. Сначала сойдутся, потом не знают, как вместе жить. Я Берте советую гнать Добрыню поганой метлой. Зачем ей этот бездельник?

– Не могу я его выгнать. Не за что. Он же, в принципе, безобидный. И по-своему обо мне заботится. Только его присутствие меня ужасно раздражает.

– А ты отправь его на дачу. Пусть там живет, – предложила Лиля.

– Нет у меня дачи, – хмуро откликнулась я.

– У меня купи.

– Да ты что, Лилька? – присвистнул Хренов. – Продаешь свою дачу? Ты же так о ней мечтала!

Секретарша злобно сверкнула глазами и в сердцах выдохнула:

– Дура была, вот и мечтала. Нет больше моих сил! Каждые выходные и праздники, хочешь не хочешь, а будь добра туда тащиться! Стоишь в пробке, как последняя идиотка, и деться некуда. Ни в туалет сходить, ни ноги размять. И так три часа. Приехали уставшие – надо с дорожки выпить. Стол накрываем, садимся и до утра гудим. К обеду встали, голова шире плеч, а надо на огород. Пахать. Ну как же! Огурчики свои нужны? Нужны. Клубничка? Картошечка? Для этого вскопай, посади, удобри, прополи, собери и законсервируй. Не отдых – каторга. А расходы? Василий мой электроплуг себе за сто тысяч купил. А к нему насадки. Еще на сорок тысяч. Забор в прошлом году поставили, беседку. Колодец выкопали и выгребную яму. В кредиты влезли – страшно подумать, сколько каждый месяц банкам отдаем. Ну ее к черту, эту дачу! Хоть отдохну без нее по-человечески.

– А где хоть дача-то? – уточнила я.

– Под Дмитровом. Глушь, леса одни. От нашего дачного товарищества до ближайшей деревни три километра по проселку. А до станции все пять. С вещами без машины ни за что не добраться. Зато красотища невозможная.

– И сколько хочешь денег? – заинтересовался Хренов, всем телом подаваясь вперед. – Мне тоже дача нужна. Я бы маму туда на лето вывозил, пусть цветы разводит.

– Вы же только что рассказывали Роме, как с мамой живете душа в душу! – не удержалась я.

Хренов осуждающе глянул на меня и недовольно выдохнул:

– Исключительно для маминой пользы.

Я представила, как поселю в дикой дмитровской глуши безлошадного Добрыню и стану к нему раз в месяц наезжать. Привозить «Дошираки» и следить, чтобы он совсем не одичал. А выживальщик будет бродить по лесу, размышляя, как эффективнее выжить в сложных условиях постапокалипсиса, а в свободное от глобальных дум время создавать свою игру. В общем, чудесный вариант, наилучшим образом устраивающий нас обоих.

– Нет уж, Владимир Ильич, руки прочь от Лилиной дачи! – не обращая внимания на недовольство начальства, выпалила я. – Я уже ее беру!

– Берта, ты, правда, согласна? – оживилась Лиля. – Вот здорово!

– А почему бы и нет? Надеюсь, Добрыне там понравится. Вопрос цены.

– Ой, Берта! Я много не прошу! Только на то, чтобы погасить кредиты.

– А это сколько?

– Двести пятьдесят тысяч.

– Годится.

– Ну вот, как все славно устроилось. – Шеф хлопнул ладонями по коленям. – А теперь, девочки, по домам. И, выбираясь из кресла, задумчиво протянул:

– И все же что это за штуковина такая – доминатон? Ишь, как завернули – при помощи флейты завоевать мир. Ну и глупость! Чего только люди не придумают!

* * *