Флейта гамельнского крысолова

– Я математику делать пришла. Какой номер задачи? Лад, ты записала? – пропуская подкол мимо ушей, деловито осведомилась девочка, направляясь к столу.

– Сорок вторая, сорок третья и сорок пятая, – глядя в раскрытый дневник, принялась загибать пальцы Лада, на голове которой подруга возводила вавилоны.

Звонок в дверь заставил детей замереть. А через секунду, вспомнив наказ бабушки, Жанна бросила расческу и кинулась в коридор, открывать деду. За дверью, пошатываясь и улыбаясь, стоял высокий сухой старик, согнутый в верхней части спины так, что напоминал вопросительный знак. Рядом с ним скучал участковый. Увидев в дверях девочку, участковый насупил брови и сурово спросил:

– Из взрослых дома есть кто?

– Нету, – шмыгнула носом Жанна. – Бабушка мне велела отпереть.

– Тогда уведи деда в комнату, закрой на ключ и не выпускай, – сказал милиционер. И для острастки пригрозил: – Если старик уйдет на улицу, ты будешь отвечать! Так и знай, посажу на пятнадцать суток!

– Меня-то за что?

– За то, что не выполняешь распоряжение участкового. Веди уже! – Он подтолкнул Вольского в сутулую спину.

Старик перешагнул через порог и, мелко перебирая ногами, потрусил в свою комнату. Жанна понуро плелась за ним. Безумец долго возился с ключами, отпирая закрытые на замок двери, затем вошел к себе, но на ключ не заперся.

– Дед, дай ключ, я тебя закрою, – стоя в коридоре, повысила голос Жанна, чтобы было слышно в комнате.

Но, так и не получив ответа, постояла под дверью и пошла к Ладе. Девочки сидели за столом, голова к голове склонившись над книгой.

Надюша обернулась и с плохо скрываемой гордостью сообщила:

– Пока тебя не было, мы две задачки решили.

– Подумаешь! – ревниво фыркнула Жанна. И, прищурившись, с презрением протянула: – Это Ладка решила, а ты тут ни при чем. Такие идиотки, как ты, Надь, вообще ничего решить не могут. Ты не только уродина, но еще и полная дура!

Обиженно засопев, Надежда поднялась со стула и деревянной походкой вышла из комнаты.

– Что-то Надюшки долго нет, – дразня подругу, минут через пять с деланым безразличием проговорила Лада.

– У деда небось торчит. И чего вы все к нему ходите, не понимаю, – зло выдохнула Жанна. – Это мой дед, а не ваш.

– Ой, не могу! Он тебе такой же дед, как и нам с Надюшкой!

– Это я не могу! Все Надюшка да Надюшка! Надоело! Думаешь, Аркадий Борисович вам тайник покажет? Держи карман шире!

– Да нет никакого тайника, слушай его больше!

– А вот и есть! Я один раз сама кое-что видела, а тебе не скажу! Целуйся со своей Надькой!

Жанна поднялась с дивана, вышла, с вызовом хлопнув соседской дверью, прошла по коридору и, остановившись у комнаты деда, прижалась ухом к филенчатой двери. В комнате стояла тишина. Немного послушав, девочка потянула на себя створку и заглянула внутрь. Дед сидел в кресле, перед ним в рядок стояли три непочатых пузырька с настойкой боярышника.

– Дед, можно войти? – спросила Жанна.

Старик не шевельнулся. Жанна приблизилась к нему и тронула за коричневую руку в выпирающих корнях фиолетовых вен. Рука безжизненно скользнула с подлокотника. Девочка испуганно отшатнулась – Аркадий Борисович был мертв.

– Ладка! – не своим голосом закричала Жанна. – Ладка, иди скорее сюда! Дед умер!

На ее крик прибежала Лада, а в следующий момент заглянула и вернувшаяся с рынка Глафира Семеновна.

– Ну, надо же, горе какое! – всплеснула руками старуха. – Во дворе бабы болтали, в этом году квартиры всем очередникам дадут. Очень не вовремя дурак мой умер, – сокрушенно качала она головой, прохаживаясь между горкой с йенским фарфором и пятистворчатым резным шкафом с изображением сцен псовой охоты на оленя. – Хоть бы квадратные метры на него получили, а теперь чего? В комнате этой проклятущей так и не пожила, только нянчилась с блаженным дурачком всю жизнь. Жанка, какого черта стоишь как пришитая? – прикрикнула она на внучку.

– А чего делать-то надо? – встрепенулась девочка.

– Звони в милицию, участковому.

– Ну, позвоню я. И чего скажу?

– Говори, что отмучились мы. Преставился Аркадий Борисович Вольский.

– Помер, чтобы переродиться в кота, – хихикнула девочка, но увесистый подзатыльник заставил ее прикусить язык.

* * *