Дом был слишком мал, чтобы сбежать от него, а от себя я бегать даже не пыталась, это все равно что с мельницами воевать — прилетит обратно. Но я спряталась в комнате наверху. В мансарде. Дернула лестницу вниз, поднялась и улеглась комком на постель, на которой когда-то давно раненый собственным отцом феникс осмелился довериться кому-то кроме себя. Сегодня он мне соврал, пусть в неловкой попытке утешить, но это все равно была ложь. Мой огонь, мой Нарэ, обжег меня, а мне стало холодно.
Ворнан был прав насчет зелий и прочего. Странно было бы, не останься последствий от близкого общения с четверкой вечно-не-мертвых, приходивших взять мой свет и мою тьму. Я столько лет училась не помнить об этом.
Я слышала, что он вышел следом, поднялся на несколько ступеней вверх и остался сидеть на лестнице, словно охранял мое убежище от самого себя. У меня внутри тлело горьким. Не только моим. И виной.
Послышались шаги. Потом в кухне распахнулось окно и стало совсем тихо. Он унес часть горечи и вины с собой. Моя осталась мне.
Говорил же, что уйдет рано утром…
Я спустилась, прошла на кухню и уперлась руками в подоконник. По полоске отлива, сползало к краю черное перо. Оно казалось теплым. Теплее, чем глядящая в окно ночная мгла, разбавленная несмело светлеющим горизонтом, тонким серпиком луны и далекими искрами звезд, и поэтому я забрала его. В мире слишком мало тепла, чтобы разбрасываться перьями.
2
Я бы покривила душой, если бы сказала, что не ждала его. Ждала. Сначала обычно, словно ничего не было, и он этим утром, ворча и роняя вещи в тесной ванной, собирался в Управление, потом, так же ворча, выпивал кофе, успевавший к этому моменту остыть до приятной температуры, обнимал меня одной рукой на бегу или целовал в висок или просто касался ладони горячими пальцами и кривовато улыбался. Он так и не научился улыбаться как следует. Разве что глазами, но мне кажется, это видела только я. А потом он будто бы просто ушел на работу, только обнять забыл. Наверное, опаздывал. Я даже почти в это поверила.
Не торопясь разобрала брошенные вчера зелья, навела порядок на одном из стеллажей в лавке, полюбовалась своими сокровищами в чайной комнате, потом пришли один за одним несколько покупателей, и я отвлеклась.
Вспомнила, что нужно в магазин, оделась и вышла. Встретила Аманду, и мы сходили с ней в кафе на поздний обед.
Веда привычно ворчала о ценах и о том, что почерпнула из слухов, газет и личного опыта. Больных мором становится все больше, и сделать с этим ничего нельзя, только запирать внутри поселения неважно каких размеров, а потом упокаивать. И пусть до Нодлута еще не докатилось, но в приграничных провинциях — сущий кошмар. В городе не осталось ни одного мало-мальски грамотного некроманта, все там или попрятались по соседям, потому что темный дар — это смертный приговор. Инквизиция временно расширила список ритуалов на добровольно отданной крови, не только своей. И вообще много послаблений для темных. При УМН из вампиров и оборотней создали специальные отряды, чтобы ловить мелкую нежить. Полукровок туда тоже берут. Так и зовутся — ловцы. Раньше такое только в регулярных частях было, а теперь и в городе. И вообще, возможно, грядет всеобщая мобилизация, если будет кого мобилизовать.
Всякая шушера распоясалась, вроде бродячих торговцев и попрошаек. От крыс и мелких вредителей просто житья нет в простых домах. Обычная охранка не спасает, пришлось нанимать студента-темного и стоять над ним, пока он отвращающий контур вокруг дома чертил, неуч, но не огрызался, когда почтенная веда просила поправить, и запитал сильно. Хороший некромант выйдет, из Нери вроде. Дожились, сопливым мальчишкам с третьего курса теперь лицензию выдают.
Веда говорила и говорила, и ее слова хорошо ложились на болтающуюся у меня в голове мелодию. Не знаю, где я ее могла слышать, а теперь не избавиться никак.
Я, чтобы Аманда не думала, что не участвую в беседе, скромно пожаловалась, на Ворнана, которого почти никогда нет дома, а возвращается дерганый и будто лично по склепам и стокам лазал, хотя его работа других туда отправлять. Но в свете происходящего, не было ничего удивительного в том, что руководящему звену пришлось вспомнить начало карьеры.
Расстались мы вполне довольные друг дружкой: Аманда выговорилась, а у меня день почти закончился. Сумерки еще только подступали, в теплом воздухе пахло камнем и сиренью, и все было полупрозрачным и немного нереальным. Странного оттенка заходящее солнце подкрасило макушки крыш, дома казались облитыми розоватой глазурью. Статуя в фонтане — какие-то абстрактные девы с кувшинами в изящных позах — тоже были в этой глазури. На их бедрах и плечах смотрелось интереснее, чем на крышах. А вода в фонтане подпевала мелодии у меня в голове.