— Отвали, черт тебя побери! — снова завопил я, но он только смотрел вперед, стиснув зубы и работая плеткой, и до меня дошло, что нужно осаживать, или же, если мы попытаемся вместе прыгнуть там, где место только для одного, нас ждет жесточайшее столкновение. А раз так, остается только шаг, чтобы переломать все кости; я натянул поводья и одновременно попытался отвернуть от изгороди. Гунтер осадил, и мы проскользнули вдоль изгороди, отделавшись несколькими царапинами, а мистер Бисмарк тем временем с легкостью перемахнул через жерди.
Пока я объезжал забор, ругаясь почем зря, подоспела остальная кавалькада; Бисмарк, спокойный и довольный собой, поджидал нас у ворот церковного кладбища.
— Разве вам не известно, что идущего впереди нужно пропускать? — говорю я, кипя от злости. — По вашей милости мы могли бы переломать себе шеи!
— Ну же, ну, капитан Флэшмен, — отвечает он. — Если это случилось бы, то благодаря вам: с вашей стороны глупо было бросать вызов лучшему наезднику.
— Что? Какого черта вы сочли себя лучшим наездником?
— Я ведь победил. Не так ли?
С уст моих готово было сорваться замечание, что он выиграл нечестно, но тут с радостными воплями подскакали остальные и стали поздравлять его с прекрасной гонкой, и я счел за лучшее промолчать. Он весьма вырос в их глазах. «Чертовски отчаянный парень!», кричали они и хлопали его по спине. Так что я ограничился предложением, что прежде чем в следующий раз участвовать в гонках в Англии, ему стоит выучить правила верховой езды. Остальные весело заржали:
— Точно, Флэш, черт побери! — и принялись подшучивать над моим вспыльчивым характером. Они находились слишком далеко, чтобы разглядеть, как все было, и никто из них даже представить себе не мог, что сорвиголова Флэшмен мог пойти на попятный, но Бисмарк-то знал, и это читалось в его глазах и холодной улыбке.
Но я сквитался с ним еще до конца недели, и если первоначальное мое хамство в Лондоне заронило между нами искорку вражды, то именно этот случай раздул ее в настоящее пламя.
Произошел он накануне отъезда, после того, как мы посмотрели бой между Ником Уордом, чемпионом, и местным боксером. Матч получился на славу: здешнему парню сломали нос и вышибли половину зубов; Бисмарка это весьма заинтересовало, он наблюдал за избиением бедолаги с не меньшим наслаждением, чем я.
Вечером за ужином разговор, естественно, зашел о боксе, и первую скрипку играл старый Джек Галли, о котором я упоминал. Вообще-то Джек был не самый разговорчивый человек, даром что член парламента, но заведи он речь о двух своих пристрастиях: призовых боях и лошадках — любо-дорого послушать. Хотя прошло уже лет тридцать, как ему последний раз приходилось выходить на ринг — и с момента своего ухода он достиг процветания и был хорошо принят в лучших кругах — Джек знал все о лучших боксерах, и мог без конца рассказывать о таких гигантах, как Крибб, Белчер или Бойцовый Петушок. [XII*]
Разумеется, вся компания готова была слушать его всю ночь на пролет — не думаю, что в Англии найдется другой человек — Пиль, Рассел или еще кто — способный так завладевать всеобщим вниманием, как этот невозмутимый старый чемпион. Ему тогда было уже под шестьдесят, он был седой как лунь, но по-прежнему подвижен как блоха, и стоило заговорить о боксе, как Джек буквально загорался и возвращался к жизни.
Бисмарк, как я заметил, не слишком внимательно слушал, но когда Джек сделал паузу, наш немец вдруг заявляет:
— Похоже, вы придаете этому боксу слишком большое значение. Ну да, достаточно любопытно глядеть, как двое простолюдинов молотят друг кулаками, но разве со временем это не надоедает? Ну раз, ну два, можно и посмотреть, но не сомневаюсь, что люди образованные и благородные презирают этот спорт.
За столом раздался ропот.
— Вы этого не понимаете, потому что вы иностранец, — говорит Спиди. — Это развлечение наше, английское. Вот в Германии, судя по вашим рассказам, парни дерутся друг с другом на дуэли вовсе без намерения убить, а только чтобы разукрасить шрамами свои лица. Мы, англичане, позвольте заметить, тоже не видим в этом особого смысла.
— Шлагер[7] одаряет мужчину почетными шрамами, — говорит Бисмарк. — А что за честь в том, чтобы побить противника кулаками? Кроме того, наши дуэли только для джентльменов.
— Что касается этого, минхер,[8] — улыбается Галли, — то в нашей стране джентльмены не стыдятся пускать в ход кулаки. Я разбогател бы, плати мне гинею за каждую дворянскую башку, которую я угостил своим прямым левой.