Она извивалась, царапалась, лягалась и даже умудрилась извернуться и дать ему в пах коленом, но, конечно, промахнулась. А он держал ее крепко и лишь сильнее прижимал к себе.
Когда она совсем выбилась из сил, то устало обмякла в его руках, продолжая чуть слышно просить:
– Отпусти меня, пожалуйста, отпусти.
А он не отпускал, сжимал сильнее и шептал в волосы, в лицо, в шею:
– Нет. Не проси.
Откуда-то на губах появилась влага, и на щеках, и на шее тоже. Это не ее слезы, она не плачет, ей просто нечем. Разве можно плакать, когда внутри одна лишь растрескавшаяся изсушенная земля?
Облизнула губы – соленые. Но ее глаза сухие, горячие и сухие. Неудивительно, ведь она вся горит изнутри. Собрала последние силы и выдохнула:
– Ненавижу. Я вас обоих ненавижу.
А он все шептал в волосы:
– Правильно. Умница.
Послышались шаги. Он чуть ослабил хватку, и она едва не выскользнула из его рук. Перехватил и сдавил сильнее.
– Сережа, придержи ее. Она влила в себя два стакана водки, ей не нужно возвращаться к гостям.
– Так отнеси ее в машину.
– Я не могу. У нее есть муж.
Ее осторожно обняли другие руки, и она прильнула к другой груди, прижавшись щекой к шершавой ткани костюма.
– Зачем, зачем вы с ней это делаете? – в негромком голосе звучала неприкрытая горечь, и она благодарно обвила руками крепкую шею. Сережи Воронова, своего друга.
– Это тебя не касается.
– Я не знал, что ты такая мразь, – Сергей сказал, как сплюнул.
– Теперь будешь знать, – и добавил уже тише, – я в разы хуже, Сережа. Пойду, позову ее мужа.
И ушел. Снизу донеслись смех и крики: «Невесту украли!» А потом еще один змеиный женский голос: «Тимур, Максим, у вас что, правда из-под носа невесту увели?»
Она обхватила голову руками и стала сползать на пол. Сергей поднял ее и уложил себе на плечо.
– Держись, Динка, держись. Ты же боец, ты сможешь, – он гладил ее по голове, как маленькую девочку.
Снова шаги. Ее подхватили на руки и прижали к широкой мощной груди. Знакомый запах, но сейчас ее от него мутило.
– Осторожно, – Сергей бережно поднял ее безжизненно свесившуюся руку и положил на прокачанное плечо, – она напилась, ей бы желудок промыть.
– Она моя жена, Сережа, я сам разберусь, что мне делать.
– Вы просто два ублюдка, – Воронов все же сплюнул и ушел вниз.
– Ворон прав, вы два ублюдка, – язык ворочался с трудом, но она хотела разозлить его, сделать ему больно, как было больно ей вчера, и как будет больно завтра. Это сейчас ей хорошо.
– Девочка моя, зачем ты так? – он нес ее мимо гостей, мимо персонала. Охрана подтянулась и направилась за ними следом.
– Я вас обоих ненавижу, – прошептала она мужу из последних сил.
– Мне все равно. Я все равно тебя люблю.
Мир растерял последние краски, слился в черно-белый калейдоскоп, а потом исчез, будто растворился во мраке.
Глава 1
Весной даже не пахло. То есть и по календарю, и по погоде она уже давно наступила, а вот в воздухе не пахло, и все тут. Динка подумала и решила не перепрыгивать, а осторожно обойти разлившуюся поперек тротуара лужу.
Ей до смерти надоела громоздкая зимняя одежда, делающая ее неповоротливой и неуклюжей, поэтому сегодня она надела расклешенное пальто бутылочного цвета, в котором себе страшно нравилась, и новенькие коричневые ботинки на шнуровке.
Динка была уверена, что любое, мало-мальски значимое дело нужно начинать так, словно это главная и первоочередная жизненная задача. Тогда все причинно-следственные цепочки, запущенные в бесконечность, построятся ровненько и без лишних вывертов. А тут первый рабочий день!
Ну как день. Вообще-то ночь. Но первая рабочая ночь звучало уж слишком двусмысленно, поэтому между собой стажеры-крупье называли это «выходом в смену».
Если бы полгода назад ей кто-то сказал, что она будет работать в казино, Динка, наверное, плюнула бы ему в лицо. Да нет, точно плюнула бы и гордо удалилась, гневно передернув плечами.
Всем известно, что казино – излюбленное место всяких разных вселенских злодеев, замышляющих свои самые кровавые преступления. Там собираются исключительно отрицательные персонажи, а девицы все сплошь полуголые и вульгарные. По крайней мере, в американских детективах все описывалось именно так, а книги врать не будут.
Но жизнь вокруг менялась так стремительно, что Динке пришлось в полной мере прочувствовать на себе термин, запомнившийся из курса «Правоведение» – обстоятельства непреодолимой силы.
Мамина зарплата и Динкина стипендия, которых еще недавно вполне хватало на сносную жизнь, внезапно съежились до неимоверно малых размеров, и у Динки больше не возникало вопросов, почему в дореволюционных романах студенты представлялись вечными голодранцами.