— Мы думаем о том, чтобы предложить вам довести это расследование до конца. В первую очередь потому, что, проработав много лет в денверской полиции, вы приобрели немалый опыт, а кроме того, высказали неоценимые соображения по этому делу, — ровным голосом сказал мистер Накамура.
Ник перевел дыхание. Ему не хотелось и дальше играть по сценарию Накамуры.
— Нет, сэр, — заявил он. — Вы думаете о том, чтобы предложить мне эту работу, по другим причинам. Если вы наймете меня расследовать убийство вашего сына, то это потому, что я — единственный из ныне живых, кто — под флэшбэком — может увидеть все страницы файлов, стертых в ходе кибератаки на архив денверской полиции пять лет назад. Тогда весь архив был уничтожен.
А про себя Ник еще подумал: «И потому, что я — единственный, кто под флэшбэком может восстановить все разговоры со свидетелями, подозреваемыми и другими детективами, участвовавшими в расследовании. Под флэшбэком я смогу заново прочесть все материалы дела, утраченные вместе с файлами».
— Если вы наймете меня, мистер Накамура, — продолжил Ник вслух, — то потому, что я единственный в мире могу вернуться назад на шесть лет, чтобы снова увидеть, услышать, засвидетельствовать все по делу об убийстве. По делу, которое давно истлело, как и тело вашего сына, похороненного на семейном католическом кладбище в Хиросиме.
Мистер Накамура издал короткий потрясенный вздох, а потом в комнате воцарилась тишина. За окном тихонько журчал крохотный водопад, роняя струи в крохотный пруд посреди крохотного, усыпанного мелким гравием дворика.
Ник, открыв почти все свои карты, переступил с ноги на ногу, сложил руки на груди и оглянулся в ожидании ответа.
Кабинет советника Хироси Накамуры в его особняке здесь, в Японской зеленой зоне над Денвером, хотя и был сооружен недавно, выглядел так, словно ему тысяча лет и он находится в Японии.
Тут были сёдзи — раздвижные двери и окна, и фусума — то же самое, только потяжелее: все они выходили в небольшой дворик с небольшим, но совершенно правильным японским садом. Единственное матовое окно-сёдзи пропускало дневной свет в крохотную алтарную нишу, где тени бамбука шевелились над вазой со срезанными растениями и осенними прутиками. Сама ваза стояла в точно выверенном месте на лакированном полу. Немногочисленная мебель располагалась так, чтобы продемонстрировать любовь японцев к асимметрии; эти древние вещи были изготовлены из такого темного дерева, что каждая, казалось, поглощала свет. Полированные кедровые полы и свежие циновки-татами словно излучали — по контрасту — теплый свет. От татами исходил приятный запах свежей травы. Ник Боттом, расследуя убийства в Денвере, часто сталкивался с японцами. А потому он прекрасно понимал, что резиденция мистера Накамуры дом, сад, этот кабинет, икебана и несколько скромных, но очень дорогих предметов в кабинете — превосходно воплощает понятия «ваби» (простое спокойствие) и «саби» (изящная простота и торжество скоротечности).
Но Нику на все это было в высшей степени наплевать.
Эта работа была нужна ему ради денег. Деньги были нужны, чтобы купить еще флэшбэка. А флэшбэк требовался, чтобы вернуться к Даре.
Поскольку туфли пришлось оставить в гэнкане[1] при входе, рядом с ботинками Сато, сейчас Нику больше всего досаждало то, что утром он надел именно эти черные носки — с дырой, через которую большой палец левой ноги чуть ли не целиком вылезал наружу. Ник чуть согнул ногу в колене, изо всех сил стараясь незаметно затянуть палец внутрь, убрать его с глаз долой; но для успеха операции следовало помогать себе и второй ногой, а это было бы слишком заметно. Сато наблюдал за корчами Ника, а тот, как мог, загибал большой палец.
— На какой машине вы ездите, мистер Боттом? — спросил Накамура.
Ник чуть не рассмеялся. Он был готов, что ему скажут «до свидания», что Сато физически вышвырнет гайдзина[2] за наглое упоминание об истлевшем теле Кэйго — сына Накамуры, память о котором свято чтилась, — но вопроса о машине он никак не ожидал. К тому же Накамура наверняка видел, как он подъехал: тут повсюду в неимоверных количествах были развешаны камеры наблюдения, и за Ником следили с того момента, как он приблизился к владению.
1
Традиционный японский вход в дом, подобие крыльца с ковриком.