Ник произнес этот старинный акроним как «дык не туда» — так его все произносили и сейчас, и раньше, но выражение лица Накамуры оставалось непроницаемым, или пассивно-вызывающим, или вежливо-любопытным, а может быть, и тем, и другим, и третьим сразу. В одном Ник был уверен: японский магнат не собирается облегчать для него ни одну из частей разговора.
Сато, который здесь, в Штатах, немало времени проводил на улицах города, не стал переводить это своему боссу.
— До того, как настал трындец, — пояснил Ник, но не добавил, что используемое чаще «дык не туда» означало «день, когда настал трындец».
Он не сомневался, что Накамуре знакомы оба выражения. Японец уже пять месяцев жил в Колорадо в качестве федерального советника четырех штатов. И он наверняка знал все американские разговорные выражения — хотя бы от того же сына, убитого шесть лет назад.
— Так, — сказал мистер Накамура и опять посмотрел на листок электронной книги.
Картинки, видео, колонки текста сменялись на единственной странице, гибкой, как бумага, прокручивались и исчезали при малейшем движении наманикюренных пальцев. Ник обратил внимание, что пальцы старика были короткими и сильными, как у рабочего. Правда, мистер Накамура вряд ли хоть раз пользовался ими для физического труда, если только тот не был частью отдыха. Например, плавания на яхте. Или поло. Или скалолазания. Все три этих вида спорта были упомянуты в его гоу-вики-биографии.
— И как долго вы проработали в денверской полиции, мистер Боттом? — продолжил свой допрос Накамура.
Нику показалось, что это чертово собеседование идет задом наперед.
— Я девять лет был детективом, — сообщил Ник. — А вообще в полиции прослужил семнадцать лет.
Он подавил искушение рассказать о своих наградах — все это имелось в базе данных внутри электронной книги Накамуры.
— Вы были детективом в отделе по особо важным делам, а потом в отделе по расследованию убийств и грабежей? — прочел Накамура, лишь из вежливости добавляя вопросительную интонацию.
— Да, — подтвердил Ник, думая: «Давай уже к делу, черт побери».
— И вас уволили из полиции по причине?..
Накамура замолчал, словно причина не указывалась на листе, который он держал перед собой и уже успел прочесть. Вопросительная интонация теперь обозначалась лишь вежливо приподнятыми бровями Накамуры.
«Вот говнюк», — подумал Ник, втайне испытывая облегчение оттого, что они наконец дошли до этой части собеседования.
— Моя жена погибла в автокатастрофе пять лет назад, — бесстрастно произнес Ник, понимая, что Накамура и его шеф безопасности знают о его жизни больше, чем он сам. — И мне было трудно… пережить это.
Накамура ждал, но теперь уже Ник решил осложнить жизнь собеседнику.
«Ты ведь знаешь, почему собираешься нанять меня для этой работы, скотина. Давай уже к делу. Да или нет».
Наконец мистер Накамура вполголоса сказал:
— Значит, причиной вашего увольнения из денверской полиции после девятимесячного периода, когда вам делали поблажки, стало злоупотребление флэшбэком.
— Да.
Ник вдруг понял, что впервые улыбается двоим японцам.
— И эта пагубная привычка стала впоследствии причиной закрытия вашего частного детективного агентства через два года после того, как вас… как вы ушли из полиции?
— Нет, — солгал Ник. — Не совсем так. Просто сейчас настали трудные времена для малого бизнеса. Вы же знаете — страна двадцать третий год выходит из депрессии.
Эта старая шутка, казалось, не произвела ни малейшего впечатления ни на одного из японцев. Раскованная поза стоявшего чуть внаклонку Сато напомнила Нику — невзирая на все различия в телосложении — Джека Паланса в роли стрелка из фильма «Шейн». [7]Немигающие глаза. Выжидающие. Наблюдающие. Надеющиеся, что Ник сделает шаг и Сато-Паланс сможет пристрелить его. Будто Ник мог пронести оружие через столько колец безопасности: его машина, пройдя магнитно-резонансное сканирование, осталась в полумиле внизу, а «глок» девятого калибра у визитера изъяли (даже Сато счел бы глупостью ездить по городу без оружия).
Сато смотрел с убийственной, абсолютной готовностью профессионального телохранителя. Или киллера Джека Паланса из «Шейна»?
Мистер Накамура неожиданно оставил тему флэшбэка.
— Боттом. Очень необычная фамилия для Америки, — сказал он.
— Правда, сэр, — ответил Ник, уже привыкавший к почти беспорядочным вопросам. — Тут такая смешная история. Вообще-то фамилия была английской — Бэдхам, но какой-то клерк в эмиграционном бюро на Эллис-Айленде не расслышал. Это как в сцене из «Крестного отца-два», когда юный, не знающий языка Вито Корлеоне получает новое имя.
Мистер Накамура, судя по всему, вовсе не был любителем старого кино. Он снова посмотрел на Ника своим пустым и совершенно непроницаемым японским взглядом.
Ник громко вздохнул. Попытки завязать разговор уже утомили его. Он заявил без обиняков:
— Боттом — необычная фамилия, но мы ее носим уже примерно полтораста лет — ровно столько, сколько моя семья живет в Штатах.
«Хотя у моего сына другая», — подумал он.
Накамура словно прочел его мысли:
— Ваша жена скончалась, но, насколько я понимаю, у вас есть шестнадцатилетний сын, которого зовут…
Миллиардер помедлил, опуская взгляд на электронную книгу, так что Ник увидел его идеальные, выровненные бритвой седые волосы. — …Вэл, — закончил он. — Вэл — это уменьшительное от чего-то, мистер Боттом?
— Нет, — сказал Ник. — Просто Вэл. Был такой старый актер, [8]которого мы с женой любили, и… ну, в общем, его зовут просто Вэл. Я несколько лет назад отослал сына к деду в Лос-Анджелес. К моему тестю, он был профессором в Калифорнийском университете. Там больше возможностей получить образование. Но Вэлу пятнадцать лет, мистер Накамура, а не…
Ник замолчал. День рождения у Вэла был второго сентября, восемь дней назад. Он забыл об этом. Накамура прав — сыну уже шестнадцать. Черт побери! Горло его внезапно сжал спазм, он откашлялся и продолжил:
— Да, вы правы, у меня один ребенок. Сын по имени Вэл. Он живет с дедом по матери в Лос-Анджелесе.
— И вы по-прежнему злоупотребляете флэшбэком, мистер Боттом, — сказал Хироси Накамура. На этот раз ни в выражении лица миллиардера, ни в его интонации не было вопросительного знака.
Ну вот, приехали.
— Нет, мистер Накамура, не злоупотребляю, — твердо ответил Ник. — Было дело. У департамента полиции имелись все основания уволить меня. Через год после гибели Дары я стал полной развалиной. Да, я все еще злоупотреблял им, когда накрылось мое агентство — примерно через год после того, как я ушел… как меня выгнали из полиции.
Сато по-прежнему стоял в свободной позе, а Накамура — прямо, с непроницаемым лицом ожидая продолжения.
— Но я по большому счету справился с пагубной привычкой, — добавил Ник, затем поднял руки и вытянул пальцы.
Он был исполнен решимости ни о чем не просить (при нем все еще оставался козырной туз — причина, по которой его вынуждены нанять), но по каким-то нелепым соображениям нуждался в том, чтобы ему поверили.
— Послушайте, мистер Накамура, — продолжил он, — вы должны знать, что почти восемьдесят пять процентов американцев, по оценке, сегодня используют флэшбэк. Но если коротко, не все из нас наркоманы. Многие из нас прикладываются лишь время от времени… чтобы расслабиться… в обществе… точно так же здесь пьют вино, а в Японии — сакэ.
— Вы всерьез считаете, что флэшбэк облегчает дружеское общение?
Ник набрал воздуха в грудь. Японское правительство восстановило смертную казнь для всех, кто продавал, использовал или просто хранил флэшбэк. В Японии его боялись, как и в мусульманских странах. С той разницей, что в Новом Всемирном Халифате за употребление или хранение флэшбэка шариатские трибуналы выносили лишь один приговор: немедленное обезглавливание, транслируемое на весь мир одним из круглосуточных каналов «Аль-Джазиры». По ним показывали только мусульманские наказания: побитие камнями, отсечение головы и так далее. Тот канал вел трансляции без перерыва и имел обширную аудиторию. Его смотрели и днем и ночью во всем Халифате — на Ближнем Востоке и в Европе, а также в американских городах, где имелись сообщества хаджи, то есть сторонников Халифата, совершивших хадж. Ник знал, что многие немусульмане в Денвере смотрят эти трансляции для развлечения. Когда у Ника выдавалась особенно пакостная ночь, он тоже смотрел.
7
Палане, Джек (1919–2006) — американский актер украинского происхождения, снялся в вестерне «Шейн» (1953).