— Именно так.
— … Это потому что я был вне себя от боли и ярости, и не понимал, почему… почему вы не позволяете мне… — оставив мысль недосказанной, я принялся разглагольствовать о том, что никогда прежде не встречал такой женщины, и что влюблен в нее, и пришел молить о прощении, поскольку не могу смириться с мыслью о том, что она ненавидит меня, и городил прочую чепуху в том же ключе. Достаточно примитивно, скажете вы? Но я ведь еще только учился. Все же зеркало говорило мне, что все идет хорошо. Закончив, я выпрямился, принял торжественный вид и заявил:
— Вот почему я хотел снова увидеть вас… и сказать вам. И попросить у вас прощения.
Коротко поклонившись, я направился к двери, прикидывая, как я остановлюсь и повернусь к ней, если она сама меня не остановит. Но она приняла все за чистую монету.
— Гарри, — сказала она, едва я коснулся ручки.
Я повернулся. На губах ее играла легкая улыбка, взгляд был печален. Потом она встряхнула головой и улыбнулась по-настоящему.
— Хорошо, Гарри, если тебе нужно мое прощение за случившееся, я даю тебе его. Мы не станем говорить…
— Джуди! — я одним скачком оказался рядом с ней, сияя, как спасенный грешник. — О, Джуди! Спасибо! — И решительным движением протянул ей руку.
Она встала и взяла мою руку, продолжая улыбаться, но в ее глазах не было и намека на прежнее необузданное желание. Джуди выглядела величественной и снисходительной, как строгая тетя, разговаривающая с легкомысленным племянником. Племянником, склонным к инцесту, как ей прекрасно было известно.
— Джуди, — обратился я к ней, не выпуская ее ладонь. — Мы расстаемся друзьями?
— Если хочешь, — сказала она, пытаясь высвободить руку. — До свидания, Гарри, и удачи.
Я шагнул вперед и поцеловал ей руку. Она, казалось, не возражала. Сдуру я решил, что дело в шляпе.
— Джуди! — начал я опять. — Вы прекрасны. Я люблю вас, Джуди. Если бы вы только знали, что вы олицетворяете в себе все, что я ценю в женщинах. О, Джуди, в вас все прекрасно: и зад, и животик, и бюст. Я люблю вас.
И я притянул ее к себе. Она вырвалась и отпрянула от меня.
— Нет! — в голосе ее звенела сталь.
— Какого черта! Почему нет? — вскричал я.
— Убирайся! — заявила она, побледнев и вонзая в меня, острый, как кинжал, взор. — Спокойной ночи!
— К черту спокойную ночь, — ответил я. — Полагал, мы расстаемся друзьями? Что-то это все не очень по-дружески, разве нет?
Джуди не отрывала от меня глаз. Ее грудь, как написали бы авторы дамских романов, «вздымалась», но если бы им довелось увидеть, как она вздымалась в неглиже Джуди, им пришлось бы задуматься, подыскивая новый эпитет, способный описать волнение женщины.
— Я была столь глупа, что на минуту поверила тебе, — говорит она. — Убирайся прочь из моей комнаты тотчас же!
— Всему свое время, — отвечаю я и молниеносным движением обхватываю ее за талию.
Джуди стала отбиваться, но я не сдавался, и мы вместе повалились на кровать. Я ощущал ее близость, и это сводило меня с ума. Перехватив ее кисть, когда Джуди, как дикая тигрица, еще раз попыталась ударить меня, я попытался поцеловать строптивицу, но та изо всех сил укусила меня за губу.
Я закричал и отпрянул, держась за рот, а она, тяжело дыша от ярости, схватила китайскую тарелку и запустила ею в меня. Тарелка пролетела мимо, но в результате я совершенно вышел из себя.
— Ах ты дрянь! — взревел я и со всей силы ударил Джуди по лицу. Она пошатнулась, и я ударил еще раз. Джуди упала, перекатилась через кровать и рухнула на пол с другой ее стороны. Я завертел головой, ища трость или хлыст, поскольку был в бешенстве и готов был разорвать эту фурию на части. Но под рукой ничего не оказалось, и в тот момент, когда я обогнул кровать, в голове у меня мелькнула мысль, что в доме полно слуг и сведение окончательных счетов с мисс Джуди лучше отложить на более удобное время.
Я стоял над ней, метая громы и молнии. Она поднялась, цепляясь за кресло и держась за лицо. Ей изрядно досталось.
— Ты трус, — только и повторяла она. — Ты трус!
— Разве это трусость — преподать урок нахальной шлюхе? — говорю я. — Может, еще добавить?
Она плакала, — без рыданий, только слезы текли по щекам. Она с трудом дошла до стула у зеркала, села и посмотрела на свое отражение. Я продолжал изрыгать проклятия, обзывая ее всеми именами, какие только мог приплести, но Джуди, не обращая на меня внимания, взяла заячью лапку и принялась припудривать страшный кровоподтек на лице. Она не проронила ни слова.
— Ну и ладно, будь ты проклята! — отрезал я и захлопнул за собой дверь комнаты. Меня трясло от ярости и боли в губе, которая сильно кровоточила, напоминая, что Джуди сторицей отплатила мне за удар. Но и ей кое-что перепало в свой черед, если уж на то пошло: не скоро забудет Гарри Флэшмена.