Я пальнул, и самка помчалась, как ракета, пробежав с четверть мили, прежде чем вдруг зашаталась и рухнула.
– Идем, – говорит Вуттон. – Изрядный выстрел.
Взрезав со знанием дела горб и выбрав лучшие куски мяса, он пояснил, что убить бизона – чертовски трудное дело, если только ты не попадешь ему в жизненно важные органы. Похоже, я здорово поднялся в его глазах.
Мне казалось, нам стоит оттащить тушу к каравану, но он покачал головой и, разведя костер, изжарил мясо на огне. Никогда не пробовал ничего подобного тому первому бизоньему горбу – никакая говядина не сравнится с ним; мясо такое вкусное, что его можно есть без хлеба или овощей. Вуттон также извлек кишки и, к моему отвращению, запек их на углях и принялся с аппетитом поглощать, засовывая в рот на манер гигантских спагетти. Я глядел на него в ужасе – впрочем, скорее, не глядел, так как глаза отказывались смотреть на это тошнотворное зрелище. Я отвернулся и увидал нечто во сто крат более жуткое.
Не далее как в двадцати шагах, на поросшем травой склоне, обращенном к лощинке, в которой мы развели костер, сидели верхом на своих мустангах три индейца и разглядывали нас. Я не слышал ничего и не имел ни малейшего представления об их приближении – и нате вам, они тут. Мне вдруг стало ясно, что жалкие грязные создания, которых я видел в Вестпорте, или те, шнырявшие вокруг нашего каравана в начале пути, являлись не более чем пародией на индейцев. А вот эти были настоящие, и сердце у меня екнуло. Передний из них был обнажен по пояс, заплетенные в косы волосы спадали до кушака, а вокруг головы было обернуто нечто, напомнившее мне хвост енота. Лицо под оным являло собой кошмар из крючковатого носа и похожего на мышеловку рта, перечеркнутых желтыми полосками. На голой груди тоже были нарисованы знаки, а вся одежда состояла из белой набедренной повязки и доходивших до колен леггинов с бахромой. Поперек седла у него лежало ружье, в руке он держал длинное копье с бунчуком из бизоньей гривы – по крайней мере, я надеялся, что это бизонья грива. Остальные два были не лучше – в волосах перья, одна половина лица – белая, другая – красная, вооружены луками и томагавками и, прям как их вожак, крепкие, подвижные, зловещего вида сукины дети. Но больше всего пугало меня их внезапное появление и молчаливая угроза, читавшаяся во взорах.
Полагаю, мне понадобилась пара секунд, чтобы опомниться. Но едва рука потянулась к револьверу, пальцы Вуттона сомкнулись на моем запястье.
– Не дергайтесь, кэп, – говорит он вполголоса. – Это брюле-сиу. Дружественные… вроде.
Нечего сказать, успокоил; но Вуттон казался невозмутимым. Заметьте, сидя спиной к ним, он знал, что они здесь, и знал, с кем имеет дело. Потом Дядя Дик повернул голову и обратился к ним. После некоторой паузы индейцы спешились и медленно подошли. При близком рассмотрении они показались еще страшнее, однако спокойно уселись, а их вождь поднял руку и буркнул нечто, звучавшее как смертельное оскорбление, но служившее, надо полагать, приветствием. Вуттон ответил, я же сидел, стараясь держать руку поближе к рукояти револьвера и делая вид, что ни при чем, – а это непросто, когда в ярде от тебя примостился на корточках злобный демон, не сводящий с тебя ледяных, как у василиска, глаз на раскрашенном лице, и ты пришел к неутешительному выводу, что имеешь дело с шестью футами мускулистого, пахнущего жиром и дикостью тела с острым, как бритва, топором за поясом.
Вождь с Вуттоном побурчали еще друг на друга, потом Дик представил нас.
– Это вот Пятнистый Хвост, – говорит. – Великий воин.
– Как поживаете? – обращаюсь я к индейцу, и он, к моему изумлению, пожимает мне руку и издает нечто среднее между рычанием и отрыжкой, что я расценил как любезность.
Пока они с Вуттоном болтали, я пригляделся к остальным двоим. Знай я, что красные пятна на перьях говорят об убитых врагах, а зарубки – о числе перерезанных глоток, то беспокоился бы, наверное, даже еще сильнее. Кстати, в косицу Пятнистого Хвоста было вплетено пять орлиных перьев – как я позже узнал, каждое из них свидетельствует о снятом скальпе.[61]
Было очевидно, что Вуттон задает вопросы, а индеец отвечает отрывистым бурчанием, сопровождая слова резкими жестами – выглядело это весьма живописно и наглядно. Даже я сообразил, когда речь зашла про бизона – вождь изобразил рукой фигуру, очень похожую на буйвола, щиплющего траву. Один из жестов он повторил несколько раз: быстрое режущее движение пальцами правой руки поперек кисти левой. Как мне стало позже известно, имелись в виду шайены, чье прозвание было «Отрезанные руки».[62] Потом Вуттон пригласил индейцев присоединиться к своей тошнотворной трапезе из бизоньих кишок, и, чтобы развлечь двух остальных, Хвост с проводником устроили соревнование: взяв длиннющую кишку, они начали ее есть с разных концов, чтобы посмотреть, кто успеет заглотить больше. Индеец победил – я избавлю вас от подробностей, скажу только, что они проглатывали ее целиком, на разжевывая, и Пятнистый Хвост, резко дернув головой назад, сумел отыграть изрядный кусок, уже проглоченный было Вуттоном![63]
61
Среди народа сиу, важной группой которого является племя брюле, или сичангу («Обожженные Бедра»), наличие и расположение перьев на голове наделено очень большим смыслом. Орлиное перо обозначает снятый скальп, перо с красными точками – убитого врага (если на пере зарубка, то врагу перерезали горло). Поскольку наивысшей доблестью является «посчитать „ку“» – коснуться врага, но не обязательно убить его, – перья рассказывают также о порядке, в котором храбрец возложил руку на противника: зарубка на одной стороне пера свидетельствует, что он коснулся тела третьим, зарубки на обоих сторонах – четвертым, голое перо с одним хохолком – пятым. Расщепленное перо говорит о ране, так же как красный отпечаток ладони на рубахе воина, черный – об убийстве врага. О Пятнистом Хвосте* из брюле, с которым повстречался Флэшмен, рассказывали, что он 26 раз посчитал «ку»; ходили слухи также, что на его счету около ста снятых скальпов, но это, думается, преувеличение даже для одного из величайших воинов народа сиу. Есть сведения, что его раньше звали Прыгающий Бизон, но он сменил имя, когда еще мальчиком получил от белого траппера в дар хвост енота и стал носить его на голове. Этот хвост он носил еще и в 1850-е гг.
См.: Джордж Хайд «Народ Пятнистого Хвоста. История брюле-сиу» (1961); Ф.У. Ходж. «Справочник по американским индейцам» в 2-х тт. (1907–1910); и величайшую энциклопедию по индейским народам, «Историческая и статистическая информация, касающаяся… индейских племен США» Г. Р. Скулкрафта в 6 тт. (1851–1860). Также рекомендуем «Письма и записки о нравах, обычаях и состоянии североамериканских индейцев» (1841) Джорджа Кэтлина – самого знаменитого художника индейской жизни. Его труд пережил множество переизданий и является непременным для того, кто хочет знать, как выглядели индейцы той поры. Далее: Р. Додж «Наши „Дикие индейцы“ (1883); Ч. Браунелл „Индейские народы Северной и Южной Америки“» (1857).
Меньше всего затруднений представляет вопрос, что делал Пятнистый Хвост так далеко на востоке в это время: тем летом сиу выслеживали пауни и вполне могли углубиться до Неошо.
*Пятнистый Хвост – выдающийся человек, вождь брюле, славился как один из лучших воинов сиу в 1840—1850-е гг. Уже в молодости он насчитал на врагах 26 «ку», а к концу жизни к его боевой рубахе было прикреплено более ста вражеских скальпов. Когда индейцев преследовали за уничтожение отряда лейтенанта Грэттена, который был вырезан отрядом брюле под началом вождя Атакующий Медведь в 1854 г., Пятнистый Хвост и еще четыре воина согласились «отдать свои жизни ради блага племени» и сдались, распевая песню смерти. Хвоста поместили в форт Ливенворт, где, по его словам, он выучился английскому и пришел к мысли о бесполезности попыток сопротивления белому человеку. Позднее, став вождем брюле, Пятнистый Хвост сделался убежденным сторонником мира и согласия, и, по утверждению его биографа Хайда, путем убеждения добился для сиу большего, нежели военные лидеры путем войны: «Вероятно, он был величайшим вождем сиу своего времени… (и) справился со своей ролью лучше, нежели прочие их предводители».
Пятнистый Хвост был очень умным, приятным в общении и удивительно привлекательным человеком. На картине Г. Юлка, написанной в 1877 г. изображено волевое, добродушное лицо, которое вполне могло внушить Флэшмену ревность. Епископ Уиппл назвал его «образцом мужественной красоты с проницательными глазами». Вождь был наделен также своего рода остроумием. Во время обеда в Белом доме он обронил, что у белых прекрасные типи, и президент Грант заверил его, что, если вождь займется сельским хозяйством, правительство США построит для него самый лучший типи. Пятнистый Хвост ответил, что, когда у него будет такое же типи, как Белый дом, он подумает о занятии фермерством. В 1877 г. отчасти именно благодаря его усилиям Бешеный Конь согласился сдаться, и, возможно, именно за это, как и в целом за «невраждебную» политику, вождь был убит спустя четыре года соплеменником по имени Вороний Пес. См.: Хайд «Пятнистый Хвост», также книги Данна и Пула.
62
Язык жестов, играющий столь значимую роль среди кочевых племен, не имеющих общего языка общения, получил у индейцев Северной Америки развитие, не знающее аналогов у других народов. Это был вовсе не набор элементарных символов, а высокоразвитая речевая система, с помощью которой «говорящий» мог довольно свободно оперировать фактами и идеями. Некоторые жесты – благодаря кинематографу – очень хорошо известны. Например, открытая ладонь, проведенная от груди вперед, означает «хорошо». Но вот пример того, как много информации может быть сообщено при помощи простых жестов: правая ладонь ребром вниз означает «лошадь»; в совокупности с поднятым большим пальцем – «лошадь со всадником»; гнедая лошадь обозначается прикосновением к щеке, черная лошадь – указанием на любой черный предмет поблизости; чтобы сказать «лошадь пасется», надо опустить пальцы и подвигать ими из стороны в сторону. Соедините это все вместе – а все авторитетные источники говорят о скорости и грации, с которой происходил обмен жестами – и вы в один миг скажете, что гнедая лошадь, со всадником или без, пасется на траве. Не исключено, что для этого вам потребуется даже меньше времени, чем когда мы пользуемся словами.
См.: Маллери «Язык жестов у североамериканских индейцев» (1-й американский отчет Бюро этнологии США, 1879–1880), а также упомянутые выше работы Скулкрафта и Ходжа.
Флэшмен упоминает про жест «шайены»; также в тот день он мог видеть жест, обозначающий сиу – режущее движение поперек горла; пауни – прикосновение щепотью к голове (то есть «люди волка»); арапахо – зажатый нос (их прозвали «вонючими»); команчи («змеи») – извивающаяся рука. См.: Мерси. «Тридцать лет армейской жизни на Границе» (1886).
63
Ракстон в своих «Приключениях» дает красочное описание подобного состязания в поедании пищи.