– Я ждал тебя! Тебя, изменщица!
– В этой каморке?
– Да, проклятье, в этой каморке. Господи, ты зашла слишком далеко, маленькая похотливая тварь! Да я…
– Как ты мог! – ей-богу, так она и сказала. – Как мог ты быть таким бесчувственным и безрассудным, чтобы шпионить за мной таким способом? Ах! Я никогда не переживала такого испуга. Никогда!
– Испуга? – взревел я. – Это когда тот старый козел тряс своими причиндалами в твоей спальне, а ты вертелась перед ним нагишом? Ты – бесстыжая Иезавель! Падшая женщина! Я застал тебя с поличным! Я покажу тебе, как наставлять мне рога! Где трость? Я выбью всю похоть из этой поганой плоти, я…
– Это неправда! – кричит она. – Это неправда! Ах, как ты мог такое подумать?!
Я оглядывал комнату, ища, чем бы вздуть ее, но при этих словах застыл в изумлении.
– Неправда? Ты что же, проклятая маленькая лгунья, думаешь я не видел? Еще секунда и вы бы превратились в двузадое животное, скачущее по всей спальне! И ты еще смеешь…
– Все не так! – она притопнула ногой, стиснув кулачки. – Ты совершенно заблуждаешься: я не подозревала о его присутствии до того момента, как ты вылез из своего чулана! Видимо, он вошел, когда я раздевалась и… О! – Элспет аж содрогнулась. – Я была застигнута врасплох…
– Вот именно. Твоим мужем! Ты что, меня за дурака держишь? Ты соблазняла этого мерзкого гиппопотама целый месяц; я застаю его в момент, когда он разве что не оседлал тебя, и ты думаешь, я поверю… – Голова у меня гудела с перепоя, и я путался в словах. – Проклятье, да ты обесчестила меня! Ты…
– О, Гарри, это неправда! Клянусь! Он, должно быть, прокрался внутрь без моего ведома и…
– Ты врешь! – вскричал я. – Ты распутничала с ним!
– Ах, это не так! Это несправедливо! Как ты можешь так думать? Как можешь говорить такое? – в глазах ее застыли слезы, прямо как настоящие, губы задрожали и скривились, она отвернулась. – Вижу, – прохлюпала она, – ты просто хочешь использовать это как причину для ссоры.
Одному Богу известно, что я сказал в ответ: наверное, что-то про развод. Я не мог поверить своим ушам, когда она продолжила, задыхаясь от рыданий:
– Как подло с твоей стороны говорить так! Ах, ты даже не думаешь о моих чувствах! О, Гарри, как было ужасно обнаружить этого старого злодея здесь, со мной… ужас… ох, я думала, что умру от стыда и страха! А потом… потом ты… – Она разревелась в голос и рухнула на постель.
Я не знал, что говорить и как быть. Ее поведение, то, как она на меня смотрела, эти гневные отрицания – все казалось невероятным. Я не мог поверить ей после того, что видел. Меня переполняли ярость и ненависть, недоверие и горечь, но, будучи пьян, я не мог мыслить трезво. Я пытался вспомнить, что именно услышал в чулане: смех или приглушенный крик? А вдруг она говорит правду? Может ли быть, что Кардиган прокрался к ней, мигом спустил штаны и готовился к атаке, когда Элспет повернулась и заметила его? Или она впустила его, вожделенно нашептывая, и уже сбрасывала одежду, когда вмешался я? Тогда, в хмельном угаре, эти мысли не приходили мне в голову – это я размышлял уже позже, на трезвую голову.
Я растерялся, стоя перед ней в полупьяном виде. Смесь ужаса, ярости и волнения, дополняемая желанием жестоко растерзать ее, вдруг испарилась. Имея дело с любой другой из своих женщин, я ничего не стал бы слушать, просто хорошо отходил бы плетью – за исключением Ранавалуны, которая была крупнее и сильнее меня. Но что мне до прочих женщин? Каким бы скотом я ни был, мне очень хотелось верить Элспет.
Знаете, все еще висело на волоске – броситься на нее или нет; и будучи пьян, я вполне мог так поступить. Прошлые подозрения и увиденное сегодня толкали меня на это. Я стоял, пыхтя и бросая свирепые взоры, но она вдруг уселась на манер андерсеновской русалочки, обратила на меня распухшие от слез глаза и протянула руки: «Ах, Гарри, утешь меня!»
Если бы вы только видели ее! Так легко – кому как не мне это знать – зубоскалить над современными Панталоне, и над обманутыми женами тоже, пока распутники и потаскухи наставляют им рога: «Если бы они только знали, ха-ха!» А они, может быть, знают или догадываются, только не хотят этого принять. Не знаю почему, но я вдруг сел на кровать, обняв плутовку за плечи, а она рыдала и прижималась ко мне, ласково называя меня «йо» – это такое чудное шотландское словечко, о котором она не вспоминала уже много лет, с тех самых пор, как заделалась знатной дамой. И я поверил ей. Почти.
– Ах, неужто ты мог так плохо подумать обо мне, – хлюпнула она. – О, я умру от стыда!