– Остается только четыре шара! – говорит шулер. – Ладно, я проиграл, не везет мне сегодня. А знаешь что: отчего бы не рискнуть – ставлю по соверену за каждый из оставшихся шаров.
Вам-то или мне известно, что это самый подходящий момент бросить кий и пожелать всем доброй ночи, пока шары не начали залетать в лузу как заколдованные. Но зеленому юнцу было невдомек. «Ну и ладно, – читалось у него на лице, – раз я загнал восемь из одиннадцати, то уж по крайней мере два из четырех и подавно забью».
Уверен, именно так он и рассуждал, и я приготовился увидеть, как «волк» уложит четыре шара четырьмя ударами. Но тот прикинул толщину кошелька добычи и решил сыграть по-крупному: загнав первый шар хитроумным отскоком, от которого у новичка отвисла челюсть, при следующем ударе катала смазал кием. Если вы не знаете правил, я скажу, что в таком случае один из забитых шаров возвращается на стол, так что их вновь стало четыре. Игра продолжалась, и «волк» вновь загоняет шар, получая золотой, а потом опять мажет – естественно, кляня себя за неловкость, – и шар опять возвращается. Такая забава может продолжаться всю ночь, и надо было видеть физиономию бедного «агнца»! Юноша отчаянно пытался загнать шар, но ему постоянно приходилось наносить удар из неудобного положения, когда шар стоял у борта или когда четыре цвета располагались в неудобном месте – ничего у него не получалось. Прежде чем загнать последний шар – от трех бортов, чисто ради бахвальства – катала выиграл пятнадцать фунтов. Он отряхнул мел с сюртука, с ухмылкой поблагодарил новичка и, насвистывая, пошел прочь, подзывая официанта с шампанским.
Юный простофиля окаменел, как столб, глядя на пустой кошелек. Я собирался оживить его парой насмешек, но тут мне в голову пришла блестящая идея.
– Ну что, мистер, остались с носом? – спрашиваю я.
Он вздрогнул, подозрительно поглядел на меня, сунул кошелек в карман и повернулся к двери.
– Постойте-ка, – продолжаю. – Я же не капитан Ловкач, вам нечего опасаться. Он здорово вас обчистил, разве не так?
Он покраснел и остановился.
– Похоже, так. Но вам-то что за дело?
– Ах, вовсе никакого. Просто хотел предложить вам выпить, чтобы утопить печаль.
Юнец окинул меня настороженным взглядом, буквально говорившим: «Ну вот, еще один из них».
– Спасибо, нет, – говорит он и добавляет. – В любом случае у меня не осталось денег.
– Было бы удивительно, если остались, – отвечаю я. – Зато у меня, по счастью, они есть. Эй, официант!
Юнец пришел в замешательство: с одной стороны, ему хотелось побыстрее оказаться на улице и без помех оплакать утраченные пятнадцать золотых, с другой, казалось неудобным отклонить столь радушное предложение незнакомца. Даже Том Хьюз соглашается, что я могу быть очаровательным, когда хочу, и спустя пару минут мы уже опрокинули по стаканчику и болтали, словно закадычные друзья.
Как выяснилось, парень был иностранцем, совершающим тур под надзором гувернера. От последнего он улизнул на время, мечтая побродить по злачным местам Лондона. Похоже, бильярдная представлялась ему дном преисподней, потому-то сюда он и направился. И оказался вмомент и обманут, и острижен.
– Ну, по крайней мере это послужит мне уроком, – говорит он, произнося слова с той нарочитой правильностью, которая свойственна людям, говорящим на неродном для них языке. – Но как мне объяснить доктору Винтеру, куда делись деньги? Что он подумает?
– Это зависит от степени его испорченности, – отвечаю я. – Не стоит переживать из-за него: полагаю, он будет рад, что вы вернулись живым и здоровым, и потому не станет задавать лишних вопросов.
– Верно, – задумчиво кивает юнец. – Ему хватит беспокойства по поводу собственного места: как же, он оказался плохим стражем, разве не так?
– Никуда не годным, – поддакиваю я. – Ну его к дьяволу. Выпьем, приятель, за посрамление доктора Винтера.
Вы, быть может, удивитесь, с какой стати я тратил деньги на выпивку и лебезил перед этим простофилей: причина исключительно в том, что мне хотелось поквитаться с Каттсом. Влив в своего нового приятеля еще немного, что привело последнего в почти веселое настроение, я, следя краем глаза за столом, где Каттс разделывал под орех Спиди, говорю юнцу: