– Какого же?
– Если б я знала. Кто-то всадил нож в спину Стива Питермана. Согласна, произошло это при крайне необычных обстоятельствах. Но при этом удар ножа – далеко не редкость.
– Могу я чем-нибудь помочь?
– Да. Я бы хотела, чтобы в следующий раз вы позвонили мне.
Крики в холле усилились.
– Позвонить – не обещаю, но трубку возьму обязательно.
– Приятно было пообщаться с вами. Возможно, я сумею выбраться к вам.
– Почему бы и нет? Остальные-то уже в сборе.
– Я тебя убью!
Через биллиардную Флетч поспешил в холл.
Сай Коллер стоял на лестнице, глядя вниз.
На Джерри Литтлфорда, от которого его отделяло лишь несколько ступенек. Джерри был голый. В правой руке он держал кухонный нож для разделки мяса.
Мышцы его гибкого тела вибрировали от напряжения. Член стоял колом. Кожа блестела от пота. Он напоминал изготовившуюся к прыжку пантеру.
Флетч поневоле залюбовался им.
Коллер поднялся еще на одну ступеньку.
– Что вы со мной делаете? – вкрадчиво спросил Джерри.
– Джерри, ты слишком много работал. Тебе надо отдохнуть.
Сверху, облокотившись на ограждающий площадку второго этажа парапет, за ними наблюдал Джефф Маккензи. У Флетча сложилось впечатление, что у него не глаза, а объективы работающей кинокамеры, снимающей очередной эпизод.
На полу у лестницы лежали красные трусики Джерри.
– Нет, нет, – помотал головой Литтлфорд. – Дело не в этом. Я знаю, что не в этом. Я – черный. Вы все считаете меня черным.
Коллер нервно рассмеялся.
– Джерри, но ты действительно негр.
Вооруженная ножом рука метнулась к белым, толстым ногам Коллера. Тот отпрыгнул на следующую ступеньку. Его лицо тоже блестело от пота.
Миссис Лопес стояла в дверях столовой.
– Он взял мой нож, – пожаловалась она Флетчу.
– Скажи, Сай. Скажи. Назови меня «боем» <Пренебрежительное обращение белых плантаторов к рабам-неграм. Русскоязычному читателю это известно по роману Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома».>.
– Я никогда не называл тебя «боем». И не собираюсь называть.
Новый выпад Джерри, шаг назад Коллера.
– Ты меня оскорбляешь.
– Я – двадцатисемилетний профессиональный актер! – прокричал Джерри.
– И хороший актер, – подчеркнул Коллер.
– Я – мужчина!
– Джерри, да кто с этим спорит. Если бы ты опустил нож. Отдай его Флетчеру...
– Джерри, – вмешался Флетч, – сегодня негоже угрожать кому-либо ножом. Возникают некоторые ассоциации. Вы понимаете, что я имею в виду?
Джерри круто повернулся к нему.
– Не зови меня «боем».
– Да кто зовет вас «боем»?
– Это мой самый лучший нож, – отметила миссис Лопес.
Сай Коллер рассмеялся.
– Ну, хватит, Джерри. Естественно, никто не будет предлагать тебе роль Робин Гуда из Шервудского леса.
– Меня всегда бьют.
– Только в кино, Джерри, – напомнил ему Коллер. – Ты высоко оплачиваемый профессиональный актер. Дома ты ездишь на «порше». И никто тебя не бьет.
– Черт побери!
На этот раз Коллер едва успел увернуться от ножа. Флетч услышал шаги Мокси по коридору второго этажа. Она появилась на площадке. В белых шортах и теннисных туфлях, синей спортивной рубашке. С красным платком на голове. В больших солнцезащитных очках. С неестественно яркой помадой на губах.
– Джерри, я больше не могу прыгать по ступенькам, – вырвалось у Коллера.
– О, Господи, – и Мокси двинулась вниз.
– Будь осторожна, – крикнул Флетч.
Мокси миновала Коллера и приблизилась к Джерри. Нож она словно не замечала. Обхватила пальцами стоящий пенис Джерри и потрясла его, словно руку при рукопожатии.
– Тебе надо думать совсем о другом, «бой» <Мокси говорит «бой», отсюда и последующая фраза Коллера, но вкладывает в него иной смысл, ибо слово boy имеет несколько значений.>.
– Она назвала его «бой»! – воскликнул Коллер. – Она назвала его «бой»!
– А что, мне следовало назвать его девочкой? – осведомилась Мокси. – Держа в руке его член?
Миссис Лопес поднялась по лестнице, обошла Джерри, взяла из его руки нож.
– Мой лучший нож, – и прошествовала на кухню.
– Позовите, пожалуйста, миссис Литтлфорд, – крикнул ей вслед Флетч.
– Все они против меня, – пожаловался Джерри Мокси. – Видишь, что они со мной делают.
Мокси положила руки на его влажные, блестящие от пота плечи.
– Это кокаин, дорогой. Никто ничего тебе не делает. Все хорошо. Ты в полном порядке. И погода сегодня прекрасная.
– Это не кокаин. Они.
– Нет. все дело в белом порошке, который ты кладешь в нос, дорогой. Наркотики воздействуют на человеческий мозг. Ты слышал об этом?
Джерри пристально вглядывался в ноги Коллера. Белые, без единой царапины.
В холл вошла Стелла, с большим махровым полотенцем в руках.
– Джерри надо проветриться, – обратился к ней Флетч. – Почему бы вам не увести его на прогулку. А как дойдете до берега, благо мы на острове, толкните вашего мужа в воду. Купание только пойдет ему на пользу, – тут он заметил набухшие веки Стеллы. – Да и вам тоже.
– Проветриться надо мне, – Мокси спустилась с лестницы, посмотрела на Флетча. – Уведи меня отсюда.
– В таком виде? На тебя слетятся все мухи.
– Зато никто не будет таращиться на меня.
– Ты, похоже, шутишь.
На лестнице Стелла обтирала Джерри полотенцем.
– Может, им действительно поплавать? – задумчиво сказал Флетч, глядя на них.
– Кого это волнует? – Мокси взяла Флетча за руку.
– Не заплывайте далеко, – бросил Флетч через плечо супругам Литтлфорд.
По пути он заглянул в гостиную.
Эдит Хоуэлл и Фредерик Муни сидели бок о бок на кушетке. В руке она держала бокал с джином и тоником. Фредди, как обычно, отдавал предпочтение коньяку.
– Восстановление пьесы или фильма – шаг назад, – вещал Муни. – В последнее время часто приходилось этим заниматься, а зря. Мы должны уйти с дороги, чтобы молодые могли сотворить что-то новое.
– Но, Фредди, «Пора, господа, пора» был превосходным мюзиклом. И остается до сих пор.
– Пошли, – Флетч увлек Мокси к черному ходу. – Успеем полюбоваться закатом. Пройдем через двор Лопесов.
ГЛАВА 17
– Выходит, что подсознательно Джерри Литтлфорд желает резать людей ножом.
Они неторопливо шагали по Уайтхед-стрит.
– Ерунда, – отмахнулась Мокси. – Забудь об этом.
– Обычная домашняя склока? А мне показалось, что дело куда серьезнее.
– Никогда нельзя верить актеру. Он играет и в жизни, и на сцене.
– Ты ведь тоже актриса.
– Я лгу, сказал лжец, – усмехнулась Мокси. – Жаль, конечно, что он постоянно нюхает эту дрянь.
– То есть ты бы хотела, чтобы он нюхал ее в определенные периоды времени?
– Конечно. К примеру, перед съемкой эпизода, где он играет рассерженного человека. На кокаине он может напугать кого угодно.
– Это я уже видел. Но он не играл, не так ли? Это его организм реагировал на прием наркотика, так?
– Кино – это наркотик, Флетчер. Как и все искусство. Искажение перспективы. Обострение чувств. Но в обычных эпизодах кокаин только мешает. Заставляет переигрывать.
– А ты балуешься наркотиками, Мокси? Хотя бы для «сердитых» сцен?
– Разумеется, нет. У меня больше актерского таланта. – Она посмотрела на большой рекламный щит на противоположной стороне улицы. – Так хочется зайти туда. Посмотреть на спальню Хемингуэя. Комнату, где он писал. Второго такого писателя нет.
– Мокси, ты думаешь, что люди творческие живут по своим, особым нормам?
– Конечно. Талант – он всегда одинок, а потому и нормы для него особенные.
– Твой отец высказался сегодня в том же духе. Насчет того, что на первое место ставятся обязательства перед талантом. Мы говорили о его взаимоотношениях с тобой и, полагаю, с твоей матерью. Он сказал: «Многие могут поиметь женщину и зачать ребенка. Редко кому удается овладеть миром и творить для него чудеса».