В свете свечи на глазах Франсины блеснули слезы.
– Заверяю вас, меры будут приняты... незамедлительно. В самое ближайшее время. Благодарю, что поставили меня в известность.
– Между прочим, Та-та, ваша племянница, тревожит меня ничуть не меньше. Сосед Тома охарактеризовал ее, как заводную игрушку. Она не живет, а существует, отгородившись от мира в общежитии для девушек. Я понимаю, у них умер отец, год тому назад, но они оба до сих пор не могут придти в себя.
– Когда я перееду туда... – Франсина не закончила фразы. – Возможности Энид небезграничны.
– Когда вы перебираетесь в Калифорнию?
– К сожалению, через несколько месяцев, не раньше. Нужно закончить кое-какие дела.
– Вы возглавите «Уэгнолл-Фиппс»?
– Том этого хотел. Энид этого хочет. Я продала свою фирму, маленькую фирму, несколько лет тому назад.
Флетч отпил из бокала, посмотрел на Франсину.
– Вы можете ответить на вопросы, которые я только что задал вам?
– Насчет того, что я и Энид уклоняемся от уплаты налогов?
– Да, для начала.
– Пока мне сказать нечего. Возможно, Энид не все сделала, как полагается. Скорее всего, так оно и есть. Энид не Чарлз Блейн. У нее нет подготовки, нет опыта. Бизнесом занимался Том, ей известно лишь то, чем он с ней делился. Она могла что-то напутать, но я уверена, что сознательно она никогда бы не пошла на обман налогового ведомства.
– Вы расписывались за Тома Бредли на служебных записках? – продолжил допрос Флетч.
– Я консультирую Энид по телефону. Практически ежедневно. Вижу, вы уделили много времени подготовке к нашему разговору. Знаете, что моя контора в Беннетт Банк Билдинг, вам известно, чем я там занимаюсь. Можете проверить наши счета за телефонные разговоры. Мой и Энид. Цифры произведут на вас впечатление.
– Объяснения случившемуся пока нет.
– Давайте-ка выпьем еще по коктейлю, пообедаем, а потом вернемся ко мне. Там и поговорим. Вам никто не говорил, что вы – очень симпатичный молодой человек?
– Только сотрудник таможенной службы Соединенных Штатов Америки.
Франсина накрыла его руку своей.
– Не волнуйтесь. Я не из тех женщин среднего возраста, что так и норовят залезть в брюки молодым парням. И не собираюсь совращать вас, – она убрала руку, взяла со столика меню. – Здесь отлично готовят утку.
– Давайте вернемся к самому началу.
В квартиру Франсины они вернулись в четверть двенадцатого. В ресторане они выпили по три коктейля, съели обед из четырех блюд, запив их двумя бутылками вина. К кофе Флетч заказал бренди, а Франсина – ликер. В промежутках между блюдами Франсина рассказывала длинные истории с неизменно фривольным, хотя и не без юмора, концом.
В квартире Флетч бросил на диван пиджак, уселся сам. Ослабил узел галстука, откинул голову на спинку.
– Как скажете, – тихо ответила Франсина. Она притушила лампы, включила стереосистему. По комнате поплыли звуки скрипичного концерта.
– Я только поставлю кофе.
Флетч вслушивался в скрипичную музыку. Почему-то она ассоциировалась у него с полногрудой девушкой, в которой впервые проснулась страсть. Он услышал шелест платья Франсины, вернувшейся в гостиную.
– Так о чем вы хотите спросить? – она уже сидела в кресле.
– Кто сказал вам, что ваш брат умер?
– Энид. Она позвонила мне в контору. Ужасно расстроенная. Плакала. Не могла собраться с мыслями. Я перезвонила ей через час. Из дома. Мы проговорили всю ночь.
– И обе решили, что незачем немедленно лететь в Швейцарию?
– Это мы решили на следующее утро. Честно говоря, вечером, после этого трагического известия, мы были не в состоянии что-то решать. А к утру, когда немного пришли в себя, с момента смерти Тома прошло уже два дня. Еще два ушло бы на то, чтобы добраться до Швейцарии. Все-таки она живет в Калифорнии, я – в Нью-Йорке, и мы обе работаем. Так что мы никуда не полетели, а Энид телеграммой разрешила кремацию.
– Ясно. А потом вы, как обычно, продолжали консультировать Энид по телефону. Практически каждый день.
– Да.
– Но в ноябре вы обе полетели в Швейцарию?
– Да.
– Вместе?
– Да. Энид приехала в Нью-Йорк, остановилась у меня, а на следующий день мы улетели вместе.
– И что вы сделали, прибыв туда.
– Взяли напрокат автомобиль. Сняли номер в отеле. Отдохнули. Днем позже Энид забрала прах Тома в похоронном бюро. Затем мы заказали мемориальную службу в местной церкви. С этим у нас возникли некоторые сложности. Теперь-то я понимаю, что следовало обратиться за помощью в посольство, но тогда мы до этого не додумались. Служба была во вторник. Присутствовали Энид, я и священник. Он говорил по-английски. Энид принесла с собой урну, и во время службы она стояла на маленьком столике, на алтаре, куда поставил ее священник.
– А потом, с прахом Тома, вы и Энид возвратились в Нью-Йорк?
На кухне засвистел вскипевший чайник.
– Да, – кивнула Франсина. – Отсюда Энид улетела в Калифорнию.
– А почему вы отправились в Швейцарию без детей?
– Без Тома и Та-та?
– Да.
– В тот момент Энид только начала обретать душевное равновесие. Ей не хотелось вновь бередить рану. Не забывайте, после смерти Тома прошло лишь шесть месяцев, – Франсина поднялась. – Позвольте принести вам кофе.
Когда она вернулась, Флетч сидел наклонившись вперед, уперев локти в колени. В отсутствии Франсины он прошелся по комнате. Ему показалось, что мозаика на столике у окна несколько изменилась, приняла более законченный вид. Прежде, чем вновь сесть на диван, он окинул взглядом крыши и светящиеся окна соседних домов. Франсина поставила перед ним чашечку кофе, а со своей уселась в кресло.
– Франсина, – Флетч помешал кофе ложечкой, – я думаю, что Энид убила вашего брата.
Франсина едва не вывернула кофе на себя.
– О Боже! – воскликнула она. – Что вы такое говорите?
– Я думаю, что ваша милая, неумеха-сноха весьма ловко обставила все так, что вы поверили в смерть брата в далекой Швейцарии.
Франсина шумно глотнула. Раз, другой.
– Знаете, Флетч, это уже чересчур. Нельзя так пугать людей.
– Извините. Но у меня есть доказательства.
– Убийства? – пронзительно вскрикнула Фраисина.
– Убийства, – кивнул Флетч. – Я не хотел представлять вам эти доказательства, прежде чем... не познакомился с вами поближе, пока не убедился...
– Не убедились в том, что это доказательства или в том, что я смогу их воспринять?
– Нет, насчет доказательств уверенность у меня полная.
– Хорошо, Флетчер, – Франсина выпрямилась в кресле, поставила блюдечко на колени. – Что это за доказательства?
– Зола, что заполняет урну, – не прах вашего брата.
– Не прах... – голос ее сорвался. – Не прах моего брата?
– Нет. К вашему брату она не имеет никакого отношения.
– Да как вы можете это утверждать?
– В субботу ночью, вернее, рано утром в воскресенье, я проник в дом Энид в Саутуорте и взял щепотку золы из металлической шкатулки или урны. Предыдущим днем Энид показала ее мне, заявив, что в ней покоится прах вашего брата.
– Вы проникли в дом моего брата?
– Дверь оставили незапертой. Мне сделали анализ золы.
– Вы украли прах моего брата? – вновь она шумно глотнула.
– В том-то и дело, что нет. То был не прах вашего брата. И вообще не прах. Просто зола.
– Что? Разве можно отличить прах одного человека от праха другого? В похоронном бюро могли перепутать урны. Так ли необходимо говорить нам об этом?
– В том-то и дело, Франсина, что в урне была не человеческая зола. Так что ни о какой путанице в похоронном бюро не может быть и речи. А вот ваша сестра утверждает, что прах человеческий. Как надо это понимать?
– Тогда чей же там прах?
– Ковра, – ответил Флетч. – Ковра из натуральной шерсти. Немного древесной золы, песок, продукт переработки нефти, скорее всего, керосин.