– Я потерял и эту работу? О, горе мне! Горе!
– Сэма выгнали. Eго заменил Рик Кесуэлл. Такой красавец.
– Я очень рад.
– Он прекрасно сложен, с длинными ресницами, знаешь ли.
– Не знаю.
– И очень пластичен.
– И с ляжками у него все в порядке?
– Что? Да, конечно. Он прилетел из Небраски. Настоящий красавец.
– Кажется, ты это уже говорила.
– Правда? Извини. Он – красавец.
– О-хо-хо.
– Правда.
– Я тебя понял. Послушай, Мокси...
– Можно мне еще немного поспать? Я думала, что-звонит твоя бывшая жена, потому и взяла трубку. Так хотелось в очередной раз наврать ей с три короба.
– Не хочешь ли ты поработать для меня лопатой?
– Ради этого Бредли?
– Я понимаю, ты мне не веришь. И хочешь списать все на мои некомпетентность и глупость...
– У меня практически нет времени, Флетч. Премьера через...
– Мне нужно от тебя совсем немного.
– Все, что угодно, дорогой. Приказывай, мой лендлорд и банкир.
– Не могла бы ты подобрать команду, сойдут и артисты из театра, чтобы перекопать огород Энид Бредли? С девяти утра до пяти дня она обычно на работе.
– Что?
– Можешь сказать им, что ты ищешь клад.
– Как это, перекопать?
– Если взять с собой не одну, а несколько лопат, вы легко управитесь за восемь часов.
– Ты хочешь, чтобы мы помогли Энид Бредли вскопать огород?
– Нет, нет. Ты не поняла. Я кое-что ищу.
– Что именно?
– То, что и всегда: Томаса Бредли.
– Флетч, ты шутишь?
– Я думаю, что Энид Бредли закопала мужа на огороде.
– Флетч!
– Да.
– Ты совсем не думаешь.
– В каком смысле?
– Обнаружив Томаса Бредли под грядкой с салатом, ты докажешь, что он умер.
– Да, пожалуй, сомнений в этом не будет.
– А если будет доказано, что Томас Бредли умер, твоя карьера окончательно рухнет.
– Мне приходила в голову подобная мысль.
– Тогда почему же ты выпрыгиваешь из штанов в стремлении найти тело?
– Причин две. Первая, для удовлетворения собственного любопытства.
– Дорого же тебе обходится любопытство. Вторая причина не менее весома?
– Естественно, это же материал для блестящей статьи.
– Флетчер...
– Ты это сделаешь?
– Нет.
– Вам всем надо поразмяться. Особенно этому Рику. Подумай только, вы приведете в саду чудный день, помахаете лопатами.
– Рику физические упражнения ни к чему. Он...
– Я знаю.
– ...прекрасен.
– Мокси, ты находишь самые глупейшие предлоги, лишь бы отвертеться от того, о чем тебя просят.
– Ты просто не можешь смириться с тем, что тебя уволили. Пора тебе забыть об этой истории.
– Я чувствую, здесь что-то, есть. Я же репортер. Покопайся в огороде, Мокси. Пожалуйста!
– Прощай, Флетч. Я засыпаю.
– Мокси..? Мокси..? Мокси..?
ГЛАВА 33
Такси остановилось у здания Бюро регистрации рождений и смертей Далласа. Водитель опустил стекло.
– Гранчестер-стрит, дом триста сорок девять, – назвал адрес Флетч.
– А зачем вам туда? – выражение лица водителя ясно говорило о том, что он невысоко ценит умственные способности пассажира. Ибо сам никогда не поехал бы по названному адресу.
– А почему бы мне не поехать туда?
– Кого-нибудь ищите?
– Можно сказать, что да.
– Никого вы там не найдете.
– Я уже начинаю свыкаться с этой мыслью.
– Я уверен, что там нет ничего, кроме большого котлована.
– Большого..?
– Хотя, этот дом, может, и уцелел. Какой номер?
– Триста сорок девять.
– Вполне возможно. По вам видно, что вы можете позволить себе поездку на такси.
Под одеждой Флетч обливался потом в сухом, жарком воздухе Техаса. Сев на заднее сидение и захлопнув дверцу, он услышал мерное гудение кондиционера. Водитель тронул машину с места и влился в транспортный поток. Он поднял стекло, отделяющее его от пассажира, и в салоне стало еще прохладнее.
– Там нет ничего, кроме большого котлована, – повторил он.
В понедельник, в девять утра, Флетч вошел в Бюро регистрации рождений и смертей в центре Далласа. Худенькая, седовласая женщина встретила его, как родного, и не только приняла его просьбу близко к сердцу, но налила кофе, сунула в руку пирожок и лишь после этого скрылась среди длинных полок. И вскоре возвратилась с толстой, покрытой пылью регистрационной книгой, испачкавшей ее белоснежную блузку. Она назвала дату рождения и место (городская больница Далласа) рождения Томаса Бредли, имена и фамилии родителей (Люси Джейн, урожденная Макнамара, и Джон Джозеф Бредли) и адрес их дома (349, Гранчестер-стрит).
– Говорю вам, там один большой котлован, так что потом не сердитесь, что я завез вас туда.
– Сердиться не буду, – заверил водителя Флетч.
– Если, конечно, вы не по строительной части.
– По какой части?
– Будь вы по строительной части, я бы ничего вам не сказал. Но на строителя вы не похожи.
– Это точно, – согласился Флетч.
Солнечный свет отражался от зеркал, окон домов, никелированных и хромированных бамперов. Водитель был в солнцезащитных очках.
Пот на теле Флетча начал замерзать. Он обхватил себя руками.
Старушка в Бюро регистрации рождений и смертей, таскала ему книгу за книгой. Он даже начал сомневаться, удастся ли ей отстирать блузку.
Водитель повернул направо, снова направо. Второй раз следуя указанному стрелкой направлению под табличкой «Гранчестер-стрит».
Вместо улицы они попали на огромную строительную площадку, протянувшуюся по обеим ее сторонами, отделенную проволочным забором. Бульдозер мирно дремал между мусорных холмов. Рабочих Флетч не заметил. В место домов и деревьев зиял глубокий котлован. Новые дома строить еще не начали.
– Реконструкция городских кварталов, – пояснил водитель. – Я же говорил вам – один котлован.
– Понятно. Все переехали.
– Никого тут нет, – подтвердил водитель. – Кого бы вы не искали.
– Похоже на то.
– Даже не у кого спросить.
– Сам вижу.
– В Далласе много строят, – добавил водитель.
– И вы этим гордитесь, не так ли?
Затем он назвал водителю адрес отеля, в котором провел ночь с воскресенья на понедельник.
– Франсина.
Он назвал секретарю свои имя и фамилию, без полной уверенности, что она захочет говорить с ним.
Вернувшись в отель, он принял душ, надел плавки, поплавал в бассейне. Теперь он сидел на кровати думая, в чем же выходить на улицу.
– Да, мистер Флетчер, то есть Флетч, – в голосе Франсины чувствовалась усталость.
– Появились новые мысли? – звонил Флетч по коду, не пользуясь услугами телефонистки, так что ни секретарь, ни Франсина не могли знать, что говорит он из Далласа.
– Насчет чего?
– Насчет того, о чем мы говорили в пятницу вечером.
– Я понимаю, что вы обижены, Флетч. Из-за путаницы, возникшей в «Уэгнолл-Фиппс», вы потеряли работу. Загублена ваша профессиональвая карьера. Я собираюсь поговорить с Энид о компенсации причиненного вам ущерба.
– Какой компенсации?
– Финансовой. Ошибся Чарлз Блейн или кто-то из его подчиненных или все дело в том, что мы с Энид решили сообщить о смерти Тома лишь через шесть месяцев после его кончины, результат один: поймали-то вас. И вина в этом частично лежит на нас, вернее, на «Уэгнолл-Фиппс». Вы пострадали из-за нас. Потому-то вас и посещают безумные идеи.
Она говорила так тихо, что Флетч с трудом разбирал слова, хотя изо всех сил прижимал трубку к уху.
– Я порекомендую Энид выплатить вам компенсацию. Скажем, полугодовое жалование. Сумму, достаточную для того, чтобы слетать на отдых в Европу и обдумать, как жить дальше.
– Как вы добры.
– Видите ли, я чувствую, что мы обязаны это сделать. Путаница возникла в результате того, что мы хотели укрепить авторитет Энид в компании, помочь ей примириться со смертью мужа. Но вы-то не должны за это страдать.