— С тобой все в порядке? Они ушли.
— Почему они не арестовали меня?
— Я рада, что они оставили тебя здесь.
— Я ожидал, что меня заберут. Я ударил трех полицейских.
— Они могли сгноить тебя в камере.
Появился Сандо. Он жевал запеченную в тесте котлету.
— Эй, парень? Ну как ты?
— Что случилось? — спросил Флетч.
— Они опять забрали Гамми.
— Только его?
— Да.
— Почему они не забрали меня?
— Они хотели. Пара этих горил потащила тебя за ноги.
— А потом?
— Шеф велел им бросить тебя. Наверное, боялся, как бы они не перетрудились затаскивая тебя на набережную.
— Не арестовали… Давно они смылись?
— Не знаю. Полчаса, час.
— Чем тебе помочь? — спросила Бобби. — Пойдем домой?
— Ты иди. Я не могу пошевелиться.
— Давай, отведу тебя, — предложил Сандо.
— Нет. Полежу тут.
— Сегодня суббота, напомнила Бобби. — Мне надо работать.
Она была в белых шортах, легкой блузе и сандалиях.
— Иди работай, — ответил Флетч. — Я оклемаюсь.
— Ты уверен? Ведь сегодня суббота.
— Не беспокойся обо мне.
— Ночка-то долгая будет, — заметил Сандо. — У Толстяка Сэма ничего нет.
Гримаса боли перекосила лицо Бобби. Пагубное пристрастие давало о себе знать.
— Это точно?
— У него нет даже аспирина.
— Господи, — выдохнул Флетч.
— Я все равно обработаю пару клиентов, — голос Бобби дрожал. — После субботы обязательно наступит завтра.
— Да, — кивнул Сандо. — Воскресенье.
После ухода девушки Сандо посидел еще немного около Флетча, помолчал, затем тоже ушел.
Флетч подгреб песок под голову. Он лежал между стеной на набережной и лачугой Толстяка Сэма, которая просматривалась со всех сторон. Никто не мог войти или выйти из лачуги незамеченным.
Мозг Флетча, казалось, отделился от черепа. Каждое движение и даже мысль вызывали боль.
В волосах запеклась кровь, смешавшаяся с песчинками. За ночь кровь, песок и волосы превратились в единое целое.
Через два с половиной часа Флетч осторожно встал, отошел на тридцать шагов и опустился на колени. Его вырвало.
Затем он вернулся к песчаному ложу.
В лачуге Толстяка Сэма было темно.
Кто-то шел вдоль набережной.
— Кризи, — позвал Флетч.
— Привет! — Кризи подошел вплотную. — О боже, я готов повеситься!
Кризи был в одних шортах, без рубашки, босой. Руки его дрожали, глаза беспокойно шныряли по сторонам.
— Это правда? У Толстяка Сэма ничего нет?
— Да.
— Я видел Бобби. О боже!
— Попробуй разбудить его. Вдруг что-то осталось?
Кризи глубоко вздохнул.
— Придется. Другого выхода нет. Без порошка не обойтись.
Под пристальным взглядом Флетча он доплелся до лачуги, наклонился, исчез в тени. Послышались голоса: один — пронзительный, отчаявшийся, другой — успакаивающий, хладнокровный.
Кризи вернулся.
— О боже. Ничего. Совсем ничего.
— Я знаю.
— О боже!
По телу Кризи пробегала крупная дрожь.
— Толстяк Сэм говорит, что тебе досталось от фараонов. Бобби сказала то же самое.
— Меня стукнули по голове.
— Ты можешь двигаться?
— Не хочу.
— Проклятые фараоны!
Кризи начал глубоко дышать. Может, он надеялся, что гипервентиляция легких поможет ему. Позволит расслабиться. Живот втягивался, грудь раздувалась, как воздушный шар, затем опадала. Снова и снова. В лунном свете ярко блестели его глаза.
— Извини, старик, — сказал Флетч.
— У тебя ничего нет?
— Абсолютно.
— А Бобби?
— Сам знаешь, у нее всегда чисто.
— Я знаю. Она ничего не оставляет. Использует сразу. Всегда. Сразу и всегда.
— Что сказал Толстяк Сэм?
— Ничего он не сказал. Ничего. Ничего.
— Когда принесут товар?
— Он сказал, что начнет продавать завтра утром.
— Утром. В десять. В одиннадцать.
— Ты доживешь, — заметил Флетч.
— Да, — кивнул Кризи и поплелся вдоль набережной.
Флетчу и раньше случалось драться, терять сознание и проводить ночь на пляже. Самыми трудными были предрассветные часы. Он лежал, не спуская глаз с лачуги Толстяка Сэма и не давая себе заснуть. Выпала роса. Джинсы и рубашка набухли влагой. От холода его стало знобить. Сон сняло как рукой.
Он думал об Алане Стэнвике, ждущем смерти через несколько дней, его жене, дочери, особняке. Флетч чувствовал, что еще не добрался до самой сути. Проверил не все. Не до конца. Выяснил многое, но далеко не все. Флетч старался не строить догадок. Он перебирал лишь факты, не вызывавшие сомнений, которые можно было доверить диктофону. Достоверные факты. Припоминал, что еще нужно проверить. Набиралось многовато. А источники информации? Он уже переговорил практически со всеми близкими к Стэнвику людьми. Он сосчитал оставшиеся дни: один, два, три, четыре полных дня.