– Кофеварка, взорванный коттедж, сломанная ось джипа, отравленная лошадь…
– Остановитесь на восемнадцати. Хорошее число. Или на двадцати четырех.
– Неужели их было так много?
– Я ничего не знаю о полученном вами образовании, мистер Флетчер, но, думаю, понятие научного метода вам не чуждо. – Редлиф поднял левую руку. Согнул, разогнул. – Когда вам известно о четырех или пяти попытках покушения на мою жизнь, у вас есть все основания для тревоги. Если же вы знаете о двух дюжинах, причем ни одна не удалась…
– Одна удалась. И я не думаю, что доктор Джим Уилсон думал о главенстве научного метода, умирая от ядовитого газа, который ждал вас в вашей же лаборатории.
– Согласен, меня. Но кого вы подозреваете? Мою жену? Вы знаете, что я и Шана Штауфель – любовники.
– За обедом я сидел рядом с вашей женой. Она все говорила о «доминирующих страстях». Спрашивала, есть ли такие у меня. Она уверена, что всеми, кто ее окружает, движет какая-то страсть, за исключением ее самой.
– Да, – кивнул Редлиф. – Амалия иной раз зрит в корень.
– Как раз вашу жену я не обвиняю.
– Вы обвиняете моих детей? Полагаю, вы уже догадались о том, что я в курсе страстей, которые ими движут.
– Доктор Редлиф, вы создали в Виндомии очень необычную среду обитания.
– Необычную? – Редлиф посмотрел в потолок. – Разве это не идеальная среда для моих сотрудников, друзей, родственников? Разве вам не нравится в Виндомии,[14] мистер Флетчер.
– Вы создали диктатуру.
– Неужели вас не учили в школе, что лучшая форма управления – милосердная диктатура?
– Меня учили, что милосердными диктатуры остаются очень недолго.
– Моя вот остается. Мне не надо собирать налоги. Наоборот. Мне не надо вести войны.
– Но вы предъявляете требования. Вы загоняете одного сына в политику, другого – в бизнес, дочь – в кинозвезды…
– Я имею полное право требовать. Посмотрите на все то, что я им дал. Получив так много, они должны что-то и отдать, если не мне, то миру. Формула проста. – Он тряхнул левой рукой, словно хотел сбросить с нее капельки воды. – Я ненавижу вторые поколения, которые транжирят свои ресурсы.
– Должен ли я напомнить вам результаты, к которым привело практическое использование этой «формулы»?
– Я знаю, знаю. Моя дочь, Аликсис, прошлой ночью забралась в постель вашего сына.
– Забралась?
– В вашем сыне есть что-то магнетическое.
– Он играет на гитаре.
– Я его слышал. Хорошо играет. Полагаю, молодой человек, умеющий использовать пальцы, несомненно, обладает сексуальной привлекательностью.
Флетч вздохнул. Он выпил только капельку коньяка, а его уже потянуло в сон.
Очень уж длинным выдался день.
– И мой сын, герой футбольных полей, член «Фи-Бета-Каппа», Чет, трахает соседского мальчика. В смысле, соседа вашего сына. А Дункан со следующего понедельника будет проходить курс лечения. В одном из коттеджей, здесь, в Виндомии.
– И ваша трижды замужняя дочь шантажирует вас.
– Это процесс взросления, мистер Флетчер. В наши дни.
– Вам это так представляется.
– Безусловно. Детский бунт. Они делают именно то, что меня повергает в ужас. К сожалению, повод для бунта у них только один… я. А я терпеливо жду, когда они вырастут, повзрослеют, добьются уважения окружающих, начнут приносить пользу обществу, чего я от них и жду.
– Вы рассчитываете дожить до этого времени?
– В Виндомии у них есть все шансы выжить. – Отблеск ламп на очках доктора Редлифа не позволял Флетчу заглянуть ему в глаза. – Они повзрослеют. Должны.
– Доктор Редлиф, кто-то убил, мы думаем, по ошибке, доктора Джима Уилсона.
– Я не желаю слышать ни одного плохого слова о моей семье, жене, теще, сыновьях или дочерях. То, что вы и ваш сын здесь узнали, не должно стать достоянием широкой публики, или я гарантирую вам…
– Что?
– Что ваш сын вновь отправится в федеральную тюрьму за преступление, которое он не совершал, только на этот раз он проведет за решеткой всю жизнь. Я могу это устроить.
– Уверен, что можете.
– Тем не менее утром мы насладимся мастерством Бьерстадта. Мне очень понравилась ваша книга. И я благодарен вам за стремление оказать мне посильную помощь.
– Эрик Бьювилль…
Редлиф вскинул правую руку:
– Достаточно. К моим сотрудникам я питаю те же чувства, что и к родственникам.
– Речь идет о том, какие чувства питают они к вам, идиот!
Редлиф рассмеялся:
– Меня никогда не называли идиотом. Как свежо это прозвучало!
– Извините. С вами очень трудно сохранить хладнокровие. Вы – не Господь Бог, доктор Редлиф.
– Мне это уже говорили. Я никогда не претендовал на Его лавры. Никогда не полагал себя Богом. Просто…
– Что?
– Если у человека есть большие способности…
– Почему не употребить их на контроль людей с меньшими способностями? Так?
– Почему не помочь другим полностью реализовать себя? Именно этим я и занимаюсь, мистер Флетчер.
К примеру, вы упомянули Эрика Бьювилля. Никто другой не назначил бы его главным управляющим. Голова у него не очень, работоспособность тоже хромает. Он – вечно второй, первым ему не быть нигде. Однако он думает, что где-то еще он будет счастливее, чем в Виндомии. Не будет.
– И вы блокируете каждую его попытку уйти от вас.
– Для его же блага, для блага его семьи. Здесь они счастливы. И денег в семью он приносит больше – Редлиф улыбнулся. – Опять же, выкуривает в день всего две сигареты.
Флетч покачал головой:
– Джек просил меня поговорить с вами. Я поговорил.
Редлиф кивнул:
– Спасибо, что заехали.
Флетч поставил стопку с остатками коньяка на стол. Помялся, но добавил:
– Того, кто убил доктора Джима Уилсона, найдут. Это я вам гарантирую.
– Я уже договорился, что расследование будет вести местное отделение ФБР. Этим вечером в Виндомию должен прибыть лейтенант Корсо.
– Вы потратили много времени для того, чтобы подобрать человека, которою можете контролировать. Так?
– Так или иначе, мистер Флетчер, я позабочусь, чтобы справедливость восторжествовала. Увидимся утром. В семь в спортивном зале.
– Хорошо. – Флетч направился к двери.
– Мистер Флетчер?
Флетч обернулся:
Редлиф стоял на том же месте, что и в тот момент, когда Флетч вошел в кабинет.
– Одну минуту, пожалуйста. – Пауза. – Мистер Флетчер, у меня сейчас будет обширный инфаркт.
– Что?
Редлиф повалился вперед. Грудью, головой ударился об стол. Его отбросило в сторону. Падая на пол, он сшиб с подставки глобус.
Перекатился на спину, застыл между столом и сваленным глобусом.
– Боже мой! – выдохнул Флетч.
И поспешил к Редлифу.
Отставив глобус в сторону, опустился рядом с ним на одно колено.
Веки Редлифа дернулись. Замерли.
Флетч попытался прощупать пульс у него на шее, потом на запястье.
– Вы опять правы, Редлиф! – воскликнул Флетч.
Глава 21
– Джек?
Оставив дверь открытой, Флетч вошел в ту половину коттеджа, которую отвели Джеку, и зажег лампу на прикроватном столике.
Джек сел, щурясь, посмотрел на Флетча:
– Который час?
– Сорок пять минут первого.
Джек тряхнул головой.
– Я спал.
– Не самый плохой способ проводить время в постели.
– В чем дело? – спросил Джек. – Ты еще в смокинге.
– Редлиф умер.
– Доктор Честер Редлиф?
– Он самый.
– Кто его убил?
– Я.
– Что?
– Я убил Честера Редлифа, – уточнил Флетч.
– Лучше скажи мне, зачем черепахе пересекать дорогу.
– Чтобы добраться до автозаправки «Шелл».
– Ты шутишь.
– Отнюдь.
– Чем ты его убил? Как?
– Словами. Ты попросил меня поговорить с ним. Я поговорил. Думаю, ты не ошибся: с Честером Редлифом давно уже никто не говорил откровенно, по душам. Разговор получился нервным. Теперь-то я понимаю, что поставил под сомнение его modus vivendi.[15] Назвал его диктатором. Даже идиотом.
– Ты назвал доктора Честера Редлифа идиотом?
14
При личной встрече автор спросил у переводчика, не напоминает ли ему Виндомия Советский Союз (Грегори Макдональд не бывал ни в СССР, ни в России). Переадресую этот вопрос читателю