– Сука, – вырвалось у Фрэнка.
– Я об этом позабочусь, – передразнил Младший Нэнси. – Я обо всем позабочусь.
Интонациями он скорее напоминал попугая, а не Нэнси Данбар.
Джек наполнил тележку доверху: салат, морковка, сельдерей, банка майонеза, галлоновая бутыль со смесью овощных соков, апельсины, яблоки, бананы, горчица, нарезанная ветчина, вырезка, половина бескожей курицы, двухпроцентное молоко, масло, яйца, сыр. Картофельные чипсы он брать не стал.
– Мари, когда ты отправишься на тот свет, кто, по-твоему, приедет, чтобы увезти твои бренные останки? – спросил Фрэнк.
– Очень надеюсь, что не ты. Ты заходишь в магазин, оставляя труп разлагаться на жаре.
– Кроме меня, некому.
– Я переживу тебя на сто лет.
– Не переживешь, если будешь чихать и кашлять. Я не уверен, что ты доживешь до следующей выплаты жалованья, Мари. Или все-таки дотянешь?
В скобяном отделе супермаркета лежали только простые инструменты, ни одного с электроприводом.
Джек бросил в тележку синий рюкзак.
– В воскресенье ко мне на спагетти не приходи, – донесся от кассы голос Фрэнка.
– Меня приглашала моя сестра. Не ты.
Мужчины направились к выходу.
На журнальной стойке Джек нашел только публицистику да немного научной фантастики. Ни светской хроники, ни моды, ни гороскопов, ни комиксов. Книги в мягкой обложке – исключительно классика. Даже детективы, и те перешедшие в разряд классики.
Мари начала подсчитывать сумму купленных им товаров.
– Ты Джек Фанни, так?
– Джек Фаони.
– Вот-вот. – Мари чихнула, вытерла нос тыльной стороной руки, в которой держала завернутые в целлофан отбивные. – Тебе звонила мисс Данбар. Ты должен явиться на теннисные корты у особняка. Мисс Аликсис хочет поиграть с тобой.
– Интересно. А кто такая мисс Аликсис?
– Наша кинозвезда. Хочешь поиграть с кинозвездой? – Она усмехнулась.
– А у меня есть выбор?
– Вторая дочь, – продолжила Мари. – Аликсис Редлиф. Снималась в кино. Назывался фильм «Заноза в сердце». Она прогуливается в пижамке среди деревьев, поет, и тут с одного из них буквально ей на голову сваливается этот Хитлифф. Ломает шею или что-то еще, ей приходится за ним ухаживать, возвращать к жизни. Лечит она его главным образом песнями, поселив в своем коттедже у озера. Я фильм видела. Жуткое дерьмо.
– А я вот пропустил.
– Жуткое дерьмо. Его показывали в поместье Отвратительный фильм. Но мы все говорили, что очень ею гордимся.
– Так она – одна из дочерей доктора Редлифа? Кинозвезда? – Джек перекладывал покупки в рюкзак. Мари чихнула.
– Как ты думаешь, избавлюсь я от насморка, если буду ходить под деревьями в коротенькой пижамке?
– Возможно, – ответил Джек. – Если только на вас не свалится голодный гробовщик.
– Я знала, что ты подслушиваешь.
Снаружи, закинув рюкзак на спину и усаживаясь на велосипед, Джек заметил лежащую у бордюрного камня обертку от шоколадного батончика.
Глава 9
Невысокая, загорелая женщина с короткими черными волосами, в короткой теннисной юбке наблюдала за приближающимся Джеком. Несмотря на яркое солнце, она не щурилась Стояла она у сетки одного из теннисных кортов. Компанию ей составляли три прислоненные к сетке ракетки для тенниса и лежащая у ног коробка мячей.
Она просто стояла, не отрабатывая подачу или удар слева. Даже не соизволила взять в руки ракетку.
– Шана рассказала мне о тебе. За ленчем.
– Я – Джек.
– Знаю.
Он взял одну из ракеток.
– Мы ждем кого-то еще? Сыграем в канадскую пару?[8]
– Нет Я просто хотела, чтобы ты мог выбрать более удобную ракетку.
– Благодарю.
Отъезжая от супермаркета деревни Виндомия, Джек обратил внимание на охранника, разговаривающего по телефону-автомату.
Прежде чем пойти на корт, он заехал домой, выложил покупки в маленький холодильник и шкафчик Съел сандвич с ветчиной, выпил стакан молока.
– Разомнемся? – спросил Джек.
– Хорошо – В голосе Аликсис слышались скука и безразличие.
Наблюдая за игрой Аликсис, Джек отметил, что у нее были отличные тренеры И ноги девушки ему понравились, стройные, мускулистые, пружинистые.
Но то ли она очень устала, то ли ее замучила лень: если только мяч не приземлялся в одном-двух шагах от нее, она и не пыталась его достать.
– Сыграем партию? – спросил он несколько минут спустя.
– Нет, – ответила она. – Давай лучше посидим. Мне жарко.
– Как скажете.
Она села на освещенную солнцем лавочку рядом с кортом.
– Теперь я смогу сказать отцу, что днем поиграла в теннис.
– Этого от вас требуют?
– Требуют? – Легкий ветерок ерошил ей волосы. – Как тебе сказать. Вроде бы я не обязана. Но, с другой стороны, упоминание о пребывании в бассейне, в спортивном зале, на корте, в библиотеке встречается отцом очень благожелательно.
– Почему?
– Если мы там не бываем, то, по мнению отца, не следуем его жизненной философии, заключающейся в том, что каждый день надо уделять время своему физическому и духовному развитию. Он сердится. Говорит, что мы тратим жизнь попусту, отпускает в наш адрес шпильки… Выказывает свое неудовольствие.
– Я слышал, что незадолго до моего приезда на территории поместья сгорел коттедж.
– Да. Отцовский «домик для раздумий».
– Как могло такое случиться?
– Наверное, когда он отвлекся, загорелась одна из его идей.
– Зачем обогревать коттедж в такое время года?
– А его обогревали?
– И передняя ось джипа сломалась, когда он сидел за рулем.
– Вроде бы сломаться она не могла. Джип совсем новый.
– И доктора Уилсона сегодня отравили в лаборатории каким-то газом.
– Ты думаешь, причина в том, что он афроамериканец?[9]
– Но чем-то его убийство обусловлено?
– Я об этом ничего не знаю.
– И зачем ученый держал в лаборатории смертоносный газ?
– Сомневаюсь, что он там его держал.
Джек помялся.
– Лаборатория взорвалась. Я при этом присутствовал. Мы все думали, что ваш отец в здании. И погиб при взрыве.
Аликсис поправила прическу.
– Но он не погиб.
– Вышел из клубов дыма с телом доктора Уилсона на руках. Как настоящий герой.
– Да, на отца это похоже, – кивнула Аликсис.
– Вам не кажется, что кто-то пытается убить вашего отца?
Аликсис пожала плечами:
– Что мне с того?
Она зевнула.
– Вам без разницы?
– В общем-то, да.
– Он же ваш отец.
– Зато на меня не будут давить.
– Давить?..
– Постоянные вопросы, что я делаю, чего я не делаю.
– Вы сыграли главную роль в фильме?
– Его отсняли в конце прошлого лета.
– Должно быть, незабываемое время.
– Отнюдь. Такое занудство эти съемки. То все сидят и ждут, то куда-то спешат.
– Значит, вы актриса. Хотите играть?
– Нет. Это мой отец решил, что я должна быть актрисой. У него это идея фикс. Весь мир должен знать, что его дети многого добились в этой жизни.
– Может, он действительно хочет, чтобы его дети реализовали себя.
– Он хочет, чтобы широкая общественность думала, что у него все идеально, в том числе и дети.
– Но зачем ему финансировать съемки фильма, если…
– Меня вышибли из колледжа. Какой позор! Как будто других не вышибают. Не нравится мне учеба. Слишком много работы. Вечно над тобой что-то висит То зачет, то контрольная. А если ты сбавишь обороты, так учителя набрасываются на тебя, как стая голодных волков, будто это их дело. Какая им разница, занимаешься ты или нет!
– Это точно.
– Вот мой отец и решил, что путь у меня один – в кинозвезды. Как-то раз я сыграла Питера Пэна в школьном спектакле. Не так уж и хорошо, однако он уверял меня, что замечательно. Вот он и решил протолкнуть меня в кино. Нашел сценарий, нанял режиссера, даже трех. Первые двое уволились по ходу съемок. Сказали, что я им ничем не помогаю. Он потратил массу денег, раздавая взятки направо и налево, лишь бы мой фильм взяли в прокат, с одной лишь целью: чтобы люди забыли, что меня вышибли из колледжа. Наверное, он думал, что съемки пробудят во мне интерес хоть к чему-либо и я займу в жизни более активную позицию.