– Я вот думаю.
– Это хороший признак.
– Тут действительно творится что-то странное.
– В Виндомии?
– Да.
– Поэтому ты и приехал туда, верно?
– Я говорю из телефона-автомата у супермаркета деревни Виндомия.
– А я на автостоянке мотеля в Вайоминге. Что из этого?
– Я думаю, на жизнь доктора Редлифа покушались по меньшей мере пять раз, возможно, шесть. Вчера одна попытка удалась, правда, убили другого человека.
– Кого?
– Ученого, работающего в его лаборатории.
– Рассказывай.
– Первым умер трехлетний жеребец доктора Редлифа, на котором тот любил прыгать через изгороди.
– Это ничего не значит. Лошадь обычно делает то, чего от нее не ждешь. Смерть лошади от сердечного приступа – далеко не редкость.
– Конюх думает, что лошадь могли отравить.
– Ладно. А что показало вскрытие?
– Доктор Редлиф не разрешил делать вскрытие.
– Вот это уже непонятно.
– Кто-то оголил и облил водой провода его кофеварки. Обычно он сам вставлял штепсель в розетку. В темноте. И только чудом заметил, что провода оголены и мокрые.
– От этих домашних приборов только и ждешь какой-нибудь пакости.
– Сами провода оголиться не могли. Как и искупаться.
– Может, доктор Редлиф и зачистил провода. А потом полил водой.
– Коттедж, в котором он обычно предавался раздумьям в четыре часа дня, взлетел на воздух в четверть пятого.
– М-м-м. Инцидент расследовался?
– Думаю, нет. Сказали, что взорвался обогреватель.
– Может, так оно и было.
– Чтобы в Джорджии летом включали обогреватели?
– Может, он встроен в систему кондиционирования.
– Когда он ехал в гору, сломалась передняя ось его нового джипа.
– Возможно, заводской дефект.
– И, наконец, после того, как доктора Джима Уилсона отравили смертоносным газом, когда Редлиф вбежал в лабораторию, пытаясь спасти доктора Уилсона, лаборатория взорвалась. Я при этом присутствовал. Я все видел. Я не сомневался, что Редлиф погиб.
– Газ вспыхнул от искры.
– С чего такая задержка? Газ вспыхнул бы гораздо быстрее. И потом, зачем физику держать в лаборатории смертоносный газ?
– Кто знает? Мало ли какие идеи могли возникнуть у Редлифа.
– Папа…
Флетч поежился от холодного ветерка.
– Такое ощущение, что у доктора Редлифа пошла черная полоса. Может, он разбил одно из своих идеальных зеркал?
– Шана ничего не выдумывала, когда просила меня приехать. Я думаю, его хотят убить.
– А как ты? Ты соблюдаешь осторожность?
– Да, конечно Никто не подозревает, кто я такой. Я получил работу.
– Какую же?
– Приглядываю за бассейнами, теннисными кортами, спортивным залом, инвентарем. Мне платят больше, чем я того заслуживаю.
– Это хорошо.
– Но я слишком далеко от эпицентра событий. Редлифа видел лишь дважды Мы не знакомы. Я не могу защитить его. Я не могу выяснить, что происходит.
– А что тебе удалось выяснить?
– Он построил рай на земле для себя, семьи и сотрудников. Они в полной безопасности, у них есть все, чего они только пожелают.
– Звучит неплохо.
– Они разбалованы до крайности, особенно его дети.
– Само собой.
– Они его ненавидят.
– Естественно.
– Больше чем ненавидят. Терпеть не могут. Не могут терпеть его существования.
– Ты думаешь, детки стараются избавиться от своего папаши?
– С другой стороны, доктор Редлиф желает держать под полным контролем всех и вся. Кто где живет, с кем, что делает, говорит, думает, ест, пьет. И так все двадцать четыре часа в сутки. На проезд от единственных ворот поместья до автостоянки мне отпустили ровно шесть минут.
– Ты приехал на машине? У тебя есть своя машина?
– Я ее купил. В Виргинии.
– Какая модель?
– «Миата». Подержанная.
– Похоже, в «Глоуб кейбл ньюс» тебе тоже переплатили. Придется поговорить с Алексом Блейром. Большие гонорары негативно отражаются на моих дивидендах, знаешь ли.
– Я думаю, Шана права. Кто-то пытается убить Честера Редлифа.
– Шана – девушка, которая собирается выйти замуж за молодого Честера?
Джек помялся.
– Не уверен, что она собирается за него замуж.
– Как так? Неужели твое появление в двухместном кабриолете так потрясло ее, что она передумала?
– Я думаю, кое в чем она все-таки ошиблась.
– Слушай, я вот складываю два и два, и…
– Надеюсь, что получается у тебя пять. Так оно и есть. Ты не хотел бы приехать в Виндомию?
– Меня не приглашали.
– Ты должен признать, что совпадений слишком уж много.
– Действительно, многовато.
– И тебе проще говорить на равных с Честером Редлифом.
– Мне? Маленькому человечку? Да как я могу говорить на равных с изобретателем идеального зеркала? Или ты думаешь, что я тоже что-то изобрел?
– Перестань, папа. Я всего лишь мальчишка. – От холодного ветерка Флетч вновь поежился. – Какой у меня жизненный опыт?
– Прежде всего, я должен устроить твою мать.
– Я пытаюсь предотвратить убийство и не думаю, что в моем распоряжении много времени.
– Ну, не знаю. Посмотрю, что можно сделать.
– Хорошо. Мама не страдает отсутствием аппетита?
– Старайся не бить зеркал, – напутствовал его Флетч.
– Флетч? – Прошло уже много времени, но Кристел и Флетч – последний уже клевал носом – все еще разговаривали на стоянке мотеля. Из ресторана мотеля доносилась музыка. – В чем разница между толстыми и тощими?
– Толстые больше весят? – вопросительно ответил Флетч.
– Я серьезно. Дело, наверное, не в широких костях. Вот у меня кость узкая. И не в железах. Тут можно воспользоваться хирургией.
– Генетическая наследственность?
– Среди моих родственников толстяков не было. Таких, как я.
– Я думаю, тут есть несомненная связь с тем, что человек кладет в рот. Ты согласна?
– Это я знаю. Но почему ты кладешь в рот одно, а я – другое.
– Мне не по себе от ощущения сытости. А вот тебе это нравится.
– Я понимаю. Тебя тошнит от всех этих пакетов с едой, которыми заставлен кузов. Ты морщишь нос всякий раз, открывая для меня очередной пакет.
– Морщу?
– Именно. Морщишь и отводишь взгляд. Почему еда, которая так нравится мне, вызывает у тебя отвращение?
– Привычка, наверное Мы все рабы наших привычек.
– Я думаю, причина глубже.
– Однажды я слушал лекцию одного известного профессора Северо-Западного университета, специалиста по вопросам питания. Так он говорил, что у людей в голове пищевой регулятор. И вопрос лишь в том, настроен он или нет.
– И что сие означает?
– Если он настроен, мы становимся более разборчивы в еде, соображаем, сколько и чего нужно съесть, а что уже лишнее. Мы едим высококалорийную пищу, которая вырабатывает много энергии, а мы ее тратим, сжигаем своей активностью. Нужно есть ровно столько, сколько необходимо для выработки этой энергии. Что-то в этом роде. – В углу автостоянки гудел двигатель восемнадцатиколесного трейлера, иной раз перекрывая музыку. – Точно не знаю. А почему ты спрашиваешь меня?
– Я задавала этот вопрос специалистам.
– Ты им платила, а потому их ответы нельзя считать объективными.
– Флетч? У меня психическая болезнь?
– Кристел, уж с головой-то у тебя все в порядке. Умная, рационально мыслящая женщина.
– Тогда почему же я такая? Что рационального в моей прожорливости? Какой в этом смысл?
– Не знаю.
– Я хочу сказать, неужели тощим известно что-то такое, о чем не знают толстые?
– Думаю, тощие что-то такое знают.
– Пожалуйста, скажи, что именно.
– Тощие иначе определяют голод. Я думаю, они знают, что зачастую голод в твоем понимании на самом деле является пищевым похмельем. Ты замечала, что, поев плотнее, чем обычно, ты вскорости начинаешь испытывать голодные спазмы?