— Эндрю Серра, парень с французского капера, сэр, с «Викторьеза», — доложил боцман. — Тот самый, которого двое придурков приволокли, Хенк с Мортимером.
Человек слегка повернул голову. Он был еще не стар, лет, должно быть, пятидесяти, и, словно по какому-то негласному правилу, рядом с ним не было никого. Пил, помощник капитана, и еще один мореход стояли в отдалении, под гиком косого паруса[7], глядели в подзорные трубы, переговаривались о чем-то, и Пил иногда отдавал команду работавшим на мачтах или рулевым. Рулевых было двое, крепкий мужик с лапами как у борца и синеглазый юноша, скорее мальчик, с тонким и нежным лицом. Бандитская смена растет, подумал Серов, осматривая прочих людей, что находились на юте, — десяток пиратов с неуклюжими ружьями и при саблях.
— Глядеть мне в глаза, — негромко произнес человек в синем. — Первое правило на борту: каждый негодяй, мошенник и пропойца смотрит мне в глаза и держит руки подальше от оружия. Уяснил?
— Так точно, сэр! — Памятуя годы службы, Серов вытянулся по фрунт и ел глазами начальство. А в том, что перед ним большой начальник, сам капитан Джозеф Брукс, не приходилось сомневаться.
— Правило второе и последнее: в море никаких свар и драк. Все трудятся, почитают Господа, жрут что дают и выполняют приказы. Кто не согласен, отправится кормить акул. Это тоже ясно?
— Да, сэр.
— Хочешь присоединиться к моей команде?
— Сочту за честь, сэр!
А куда еще деваться? — добавил Серов про себя. Кормить акул ему не хотелось. Не больше, чем динозавров или каннибалов.
Капитан пожевал губами, прищурил серые водянистые глаза. Казалось, готовность нового волонтера внушает ему подозрения. Наконец, сунув руку за отворот камзола, он почесал под мышкой и осведомился:
— Кем был на «Викторьезе»?
— Помощник квартирмейстера[8], сэр.
Из всех возможных чинов и званий Серов выбрал самую, как ему казалось, тихую и невоинственную должность. Что поделаешь! Он не умел управляться с парусами, стоять у руля, грести и целиться из медных пушек; наверное, он смог бы выстрелить из пистолета, но только не зарядить его вновь. В реальной жизни он никогда не видел кремневых пистолетов, даже в музее. Разве только по телевизору? Но в исторических боевиках не было инструкций, как обращаться с таким оружием; в них бравые корсары палили по тридцать раз, будто у них не древний ствол, а автомат Калашникова.
— Как тебя? Эндрю? Ну-ка, рубаху долой! — вдруг распорядился капитан.
Серов стащил рубашку, затем, под удивленным взором Брукса, майку. Рулевые, моряк с могучими руками и юноша, глядели на него во все глаза.
— Повернись, мошенник!
Ать, два! Серов сделал четкий поворот, как на плацу перед генеральским смотром.
Капитан оглядел его мускулистую спину и плечи с зажившими ожогами, заставил повернуться еще раз, ткнул толстым пальцем в шрам на левом боку и вдруг расхохотался:
— Помощник квартирмейстера, говоришь? Ну и паршивец, клянусь Христом Спасителем! След от пули и след от пытки огнем! Ты кто такой, негодяй? Разбойник, убийца, каторжник? Или вор? Но уши и ноздри вроде бы целы…[9]
— Вообще-то я внебрачный сын маркиза, — с достоинством произнес Серов, завязывая рубашку вокруг пояса. — Вырос в фамильном замке маркизов де Серра в Нормандии, но так уж вышло, что пошел по плохой дорожке.
— Вот и пойдешь по ней дальше, прямо к Чарли Галлахеру, — сообщил капитан. — К Чарли, раз тебя притащили эти два болвана, Хенк и Мортимер. Отправляйся на шкафут и получи оружие. Пил! — Капитан повысил голос.
— Да, сэр?
— Ты, Пил, приглядишь за этим мошенником с «Викторьеза» и доложишь мне. Если он покинет борт последним, вздернуть на нок-рее. А если будет драться, я… гм… я, так и быть, назначу ему половинную долю. А там посмотрим. Иди!
Серов повернулся, шагнул к трапу, но за спиной взревели:
— Стоять!
Он снова сделал четкий поворот и уставился в глаза Джозефу Бруксу.
— Ты, я вижу, отменный враль, — произнес капитан. — А что еще умеешь? Чему ты обучился в замке своего папаши?
— Плясать на канате и ножики метать, — сказал Серов. Подумал и добавил: — Сэр.
Уже спускаясь по трапу он обернулся еще раз и — глаза в глаза — встретил взгляд юноши-рулевого. Какие длинные ресницы, подумал Серов. Прямо как у барышни.
7
Фрегат имел три мачты. Фок- и грот-мачты были вооружены четырьмя прямыми парусами, на бизани три верхних паруса были прямыми, а нижний, называвшийся косой бизанью, был косым (то есть примерно таким же, как на обычной яхте, но большего размера). Этот парус крепился между двумя элементами рангоута, отходившими от мачты: гафелем (вверху) и гиком (внизу). Гик, имевший в длину 10–15 метров, нависал над кормовой надстройкой, но под ним можно было свободно ходить — расстояние от гика до палубы составляло не менее двух метров.
9
В Европе и России ворам, убийцам и бунтовщикам часто рвали ноздри и уши. Это не заменяло наказание (каторгу, пытку, бичевание, отправку на поселение за океан и так далее), а служило скорее зримым знаком того, что данный человек — преступник.