Слишком много неучтённых факторов, слишком много «если», слишком много неизвестного. Что, если встреча будет на берегу, а заложники на корабле? Что, если заложники уже мертвы? Что, если заложники вообще где-то в другом месте, например, дома на Тортуге, а добрый и храбрый капер отпустил их восвояси? Слишком много вопросов и слишком мало ответов.
Сухарь я быстро прикончил, запил тёплой водой из фляги. Не бог весть что, но я давно перестал привередничать, так проще живётся. Жратвы больше не было, до полуночи ещё весь день, длинный и из-за ожидания тянущийся, как сопля. Я решил, что охотиться мне лень, а идти снова в город опасно, поэтому решил пока поголодать, а если «Орион» этой ночью не объявится, то только тогда решать этот вопрос. Ладно хоть воды было в достатке, тем более, что неподалёку протекала небольшая речушка.
Я сидел на берегу и глядел на море, искрящееся от солнечных лучей, всматривался в горизонт до рези в глазах, выискивая белые паруса. Порой мне удавалось различить корабли, идущие в Сент-Джонс, но они были далеко и к моей бухте не приближались. Несколько раз я подходил к воде, заходил по колено, умыть лицо и руки, но купаться не стал. Я в этом времени вообще ни разу не купался, несмотря на то, что подходящих пляжей повидал немало. Купающийся человек беззащитен, и мне не хотелось оказаться застигнутым врасплох, выйдя из воды.
А вот спать — другое дело. Я устроился в тени дерева, улёгся на траву, положил заряженный мушкетон с одной стороны, катласс — с другой, и провалился в долгожданный сон. Бурные ночи, такие как сегодня — лучшее снотворное.
Спал беспокойно, снилась всякая дрянь, ещё и просыпался при любом шорохе, тут же хватаясь за оружие. Нет, в одиночку слоняться по джунглям — так себе затея. Провалялся так, к собственному удивлению, до самого вечера. Давненько я не мог себе позволить целый день безделья. Но как по мне, так лучше уж целый день вкалывать на корабле, нежели вот так отлёживать бока. Главное, что не на плантации.
Я вспомнил вдруг, что для того, чтобы меня подобрали, я должен просигналить двумя кострами. Ладно хоть не три зелёных свистка вверх. Делать всё равно было нечего, и я отправился за валежником, которого в округе было достаточно, выложил колодцем, набрал трута из сухой травы, но поджигать пока ничего не стал. Ещё рано. Повторил всё ещё раз в нескольких шагах от первого костра. Теперь оставалось дождаться полуночи.
Время потянулось ещё медленнее. Солнце будто плавилось, погружаясь в океан, подступали сумерки. Я снова вглядывался в горизонт, и с каждым мгновением моя тревога возрастала, потому что ни одного паруса так и не было видно. Тьма подступала из джунглей, подкрадывалась диким зверем. Я развёл оба костра, раздул тлеющий трут. Пламя заиграло, затрещало сухими ветками, на секунду стало чуть спокойнее. Но на границе тьмы, дрожащей в такт с плясками огня, так и мерещились чьи-то тени. Начало холодать.
Жаль, что у меня не было часов, возможно, с ними было бы гораздо проще. Я бродил по пустынному пляжу, ёжась от прохладного ветра, изредка подкидывал собранный валежник то в один, то в другой костёр. Лишь бы эти костры не привлекли незваных гостей. Я бы не удивился, если бы какой-нибудь партизан из английских колонистов забрёл ко мне на огонёк. Или индейцы, которые здесь, на Антигуа, кажется, ещё были.
В конце концов, я уселся на землю между двух костров, сжимая мушкетон и напряжённо вглядываясь в морскую гладь. Я изрядно нервничал, с каждой минутой мне всё сильнее казалось, что команда решила выбрать нового капитана, и они были бы правы. Я был никудышным капитаном, хотя старался изо всех сил.
И, когда я совсем отчаялся, из темноты выплыли белые паруса «Ориона».
Глава 45
Шлюпка проскользила по песку несколько футов и остановилась аккурат на линии прибоя.
— Прости, вождь, чуть задержались! — воскликнул Муванга, а я даже не думал, что буду так рад видеть его чёрную харю.
— Залезайте, кэп, и убираемся отсюда, — хмуро произнёс боцман. — Тут вчера какая-то пальба была, да и в море неспокойно.
Долго уговаривать меня не пришлось, я разметал оба костра сапогом, собрал пожитки и вытолкнул шлюпку с песка, запрыгивая внутрь. Качка, от которой я прежде блевал, показалась теперь старой подругой, приветливой и родной, а злые рожи флибустьеров показались мне самыми добрыми и ласковыми.
— Как дела? — спросил я, пока мы плыли в шлюпке.