Первым делом, само собой, я проверил стол и бумаги. Судовой журнал, карты, книги. В ящике стола обнаружился документ, завидев который, я едва не подпрыгнул от радости. Каперское свидетельство на имя капитана Джона Гилберта, эсквайра, выданное сэром Томасом Модифордом, баронетом, губернатором Ямайки и Главнокомандующим всех сил Его Величества в пределах упомянутого острова и в смежных островах. С печатью и подписью.
Я давно думал о каперском патенте, и вот он сам упал мне в руки, хоть и на другое имя. Но как в школьные годы мы подделывали оценки в дневнике с помощью бритвенного лезвия, так и здесь не составит труда соскоблить имя Гилберта и вписать моё. Намётанный глаз подделку отличит, но я не собирался показывать документ всем подряд, а если его ещё и немного состарить искусственно… В общем, сокровище это было не хуже, чем груз новеньких английских мушкетов. Правда, с каждого захваченного корабля капер обязан был платить в казну тысячу фунтов, но если власти не узнают, то ничего и не было. Всё равно этим свидетельством я не собирался пользоваться, оставляя его только на крайний случай.
Куда интереснее было бы получить патент официально, на моё имя, но этим я собирался заняться по возвращению на Тортугу. Для этого наверняка нужно было подмазать бюрократический механизм и губернатора д`Ожерона лично, но что поделать. Выгода от каперского патента перевешивала все расходы. В первую очередь, меня не повесят в случае неудачи.
Карты английских и испанских островов с замерами глубины и координатами особого впечатления на меня не произвели, но некоторые всё равно пополнят мою коллекцию и лишними точно не будут. Судовой журнал будет интересно почитать на досуге, но на первый взгляд он тоже не отличался особыми литературными или иными достоинствами, я полистал несколько страниц наугад.
Из серванта я достал бутылку хереса, выпил прямо из горла, никого не стесняясь. Теперь на этой бригантине мы — хозяева. Я вышел на палубу с бутылкой в руке.
Флибустьеры на мгновение оторвались от своих дел. На шкафуте подрастала горка награбленных ценностей, и я смерил её довольным взглядом.
— Бригантину мы заберём, — объявил я. — Я поведу её лично, на «Орионе» пойдёт мистер Келли. Добровольцы в призовую команду есть?
Несколько человек вызвались добровольцами.
— Кэп, раненых бы посмотреть… — сказал боцман, и я понял, что совсем забыл про свои дополнительные обязанности.
А по-хорошему, врач должен находиться не в гуще сражения, а на своём посту, принимать раненых так быстро, как только может. Возможно, своей медлительностью и желанием посмотреть на добычу я только что загубил несколько жизней. Нужно найти ещё одного врача, желательно, молодого и не очень упрямого, чтобы он мог не только пилить и кромсать, а ещё и перенимал новые методы. Но врачей здесь не так уж много, и поэтому пилить и кромсать снова придётся мне.
— Ведите, месье Гайенн, — сказал я, напоследок прикладываясь к хересу и протягивая ополовиненную бутылку кому-то из флибустьеров.
Потери у нас были не критичные, но весьма неприятные, девять убитых, шестнадцать раненых. Из них трое ранены тяжело, и я не думал, что они доживут хотя бы до утра. Застрелили Робера, реванш нам уже не устроить. Француз фехтовал один против четверых англичан, заколол троих, но последний решил не испытывать судьбу и застрелил его в упор. Выпустили кишки Адуле, он в пылу сражения вырвался вперёд своих и не сумел отбить выпад английской шпаги, но даже с выпущенными кишками продолжал драться до тех пор, пока не убил всех противников перед собой, и только потом упал замертво.
Но мёртвые — потом. Сперва нужно заняться теми, кто ещё жив, и я весь остаток дня только и делал, что дезинфицировал и зашивал, а раны, колотые, резаные и рубленые слились в один кроваво-красный поток. Ассистировать вновь пришлось Андре-Луи, и в этот раз мальчишка держался гораздо лучше, сам, безо всяких напоминаний, кипятил повязки, перевязывал раненых и успокаивал тех, кого трясло от потери крови и адреналинового отходняка.
Всё закончилось только к вечеру, уже после заката. Всех раненых я зашил, перевязал, выдал по чарке рома и снабдил напутственной речью о необходимости менять повязку и держать её в чистоте, а когда последний из них вышел с камбуза «Поцелуя Фортуны», я обессиленно рухнул на стул. Денёк выдался, пожалуй, чересчур жарким.