- Прелестная легенда! - сказал Бен-Саиб. - Я напишу о ней статью! Такая трогательная!
Донья Викторина подумала, что ее судьба похожа на судьбу обманутой отшельницы, она уже открыла было рот, чтобы сообщить об этом, но ей помешал Симоун.
- А что вы думаете об этом, отец Сальви? - спросил он у францисканца, погруженного в размышления. - Не кажется ли вам, что его преосвященству следовало бы поселить ее не в гроте, а в какой-нибудь обители, например, в монастыре святой Клары?
Отец Сибила с удивлением заметил, что отец Сальви вздрогнул и искоса взглянул на Симоуна.
- Это вовсе не галантно, - самым естественным тоном продолжал ювелир, поселить в скале женщину, чья надежды мы обманули. Как мог человек благочестивый подвергнуть ее соблазнам одинокой жизни в гроте, на берегу реки, точно она нимфа или дриада? Куда более галантно, милосердно, романтично и в согласии с обычаями этой страны было бы заточить ее в монастырь святой Клары, как некогда заточили Элоизу *, чтобы время от времена навещать ее там и укреплять ее дух? Вы согласны?
- Я не могу и не смею обсуждать поступки архиепископов, - нехотя процедил францисканец.
- Но ведь вы глава здешнего духовенства, наместник архиепископа? Как бы поступили вы в таких обстоятельствах?
Отец Сальви пожал плечами.
- К чему толковать о том, что никогда не случится?..
Но раз уж речь зашла о легендах, я хотел бы напомнить вам самую прекрасную, ибо она самая правдоподобная, легенду о чуде святого Николая, - вы, я думаю, видели развалины его храма? Расскажу эту легенду сеньору Симоуну, он вряд ли ее знает. Некогда в этой реке и в озере кишмя кишели кайманы, столь прожорливые и огромные, что нападали на лодки и опрокидывали их одним ударом хвоста. И вот, как повествуют наши хроники, некий китаец-язычник, упорно не желавший принять крещение, плыл однажды на лодке мимо храма. Вдруг перед ним предстал в образе каймана сам дьявол и перевернул лодку: видимо, он хотел сожрать язычника и утащить в ад. Но китаец, вдохновленный господом, воззвал к святому Николаю, и кайман вмиг окаменел. Старики говорят, что не так давно еще можно было по обломкам скалы, в которую обратилось чудище, угадать его очертания.
Я сам, например, ясно видел его голову и, судя по ней, магу подтвердить, что кайман был колоссальных размеров.
- Чудесная, чудесная легенда! - воскликнул Бен-Саиб. - Отличная получится статья. Описание чудовища, ужас китайца, бушующие волны, заросли тростника...
А как полезна для сравнительного изучения религий! Подумайте, китаец-язычник в минуту смертельной опасности взывает к святому, о котором знал, вероятно, лишь понаслышке и в которого не верил... Уж тут никак не подойдет пословица: "Лучше заведомое зло, чем неведомое благо".
Если бы я очутился в Китае и попал в такую беду, я скорее воззвал бы к самому последнему святому из наших святцев, чем к Конфуцию или к Будде. Это свидетельствует либо о несомненном превосходстве католичества, либо о нелогичности и непоследовательности мышления у индивидуумов желтой расы; разрешить этот вопрос поможет лишь основательное изучение антропологии.
Бен-Саиб рассуждал профессорским тоном, очерчивая в воздухе круги указательным пальцем и восхищаясь собственным умом, который из ничтожных фактов извлекал столь важные и далеко идущие выводы. Заметив, что Симоун задумался, Бен-Саиб решил, что тот размышляет над его словами, и спросил, о чем он думает.
- О двух весьма важных предметах, - отвечал Симоун, - точнее, о двух вопросах, которые вы можете включить в свою статью. Первый: что сталось с дьяволом, после того как его обратили в камень? Освободился ли он от заклятия или остался на месте? И второй вопрос: быть может, те окаменелые животные, которых я видел в европейских музеях, тоже жертвы какого-нибудь допотопного святого?
Ювелир, приставив палец ко лбу, говорил так серьезно и глубокомысленно, что отец Каморра в тон ему ответил:
- Как знать, как знать!
- Господа, мы подходим к озеру, - вмешался отец Сибила, - и если уж вспоминать легенды, то наверняка наш капитан знает их немало...
В это время пароход выплыл на широкий разлив, и взору путешественников открылась поистине великолепная панорама. Всех охватило волнение. Прямо впереди простиралось окаймленное зелеными берегами и синими горами прекрасное озеро, подобное огромному полукруглому зеркалу в раме из сапфиров и изумрудов, в которое гляделось небо. Справа берег был низкий, со множеством живописных бухт и смутно видневшимся вдали мысом Сугай; впереди на горизонте величаво высился могучий Макилинг* в венце из кудрявых облачков, а слева - остров Талим, с мягкими линиями холмов, "Девичья грудь", как называют его тагалы.
Дул свежий ветерок, синяя гладь озера была подернута легкой рябью.
- Кстати, капитан, - сказал Бен-Саиб, оборачиваясь, - не знаете ли вы, где тут на озере погиб этот, как бишь его, Гевара, Наварра, нет, - Ибарра?
Все взглянули на капитана, только Симоун пристально смотрел на берег, словно хотел что-то отыскать там.
- Да, да, - встрепенулась донья Викторина. - Где это, капитан, где? Быть может, там остались какие-нибудь следы?
Добряк капитан подмигнул несколько раз, что выражало у него сильную досаду, но, видя умоляющие глаза пассажиров, прошел несколько шагов вперед, на нос, и оглядел берег.
- Посмотрите вон туда, - полушепотом сказал он, удостоверившись, что на палубе нет посторонних. - По словам капрала, который командовал отрядом, Ибарра, убедившись, что окружен, выпрыгнул из лодки в воду вблизи Кинабутасана* и пустился вплавь к берегу. Он проплыл больше двух миль, и каждый раз, как высовывал голову, чтобы набрать воздуху, по нему стреляли. Потом его потеряли из виду, а немного погодя у самого берега вода как будто окрасилась кровью... Да, кстати, сегодня ровно тринадцать лет, день в день, как это случилось.
- Стало быть, его труп... - начал Бен-Саиб.
- ...отправился к трупу его отца, - подхватил отец Сибила. - Тот ведь тоже был флибустьером, правда, отец Сальви?