— Мы должны помочь и ему тоже, — заявил Мумадим.
Саалахан удивленно посмотрел на него:
— А мне казалось, он тебе не нравится.
— Поначалу так и было, потому что он мало походил на человека. Потом я решил, что он все же человек, хотя и глуповатый. Когда выяснилось, что он небесный человек, я едва не взбесился. Все мы слышали о том, как небесные люди приходили в прошлый раз. Однако он добрый. Он быстро учится и помогает нашим людям. Тот, кто помогает моему человеку, — мой друг.
Саалахан понимающе улыбнулся:
— Флинкс не единственный, кто многому научился за эти последние дни. Учиться полезно всем, в том числе и фуркотам.
Мумадим смущенно отвернулся:
— Я просто сказал, что мы должны помочь и ему.
— Так и сделаем. — Большой фуркот нахмурил все три брови. — Так будет… правильно.
— Как это грустно — прожить целую жизнь без собственного фуркота! — все никак не могла успокоиться Туватем. — Даже представить страшно, что было бы со мной, если бы Кисс внезапно исчезла.
— Я чувствую то же самое в отношении Двелла, но стараюсь не думать об этом. — Мумадим поскреб подбородок когтями, способными оцарапать металл.
— Я как-то слышал слова шамана Пондера о человеке и фуркоте, — вспомнил Саалахан. — Он сказал, что в этой паре действующая сила — человек.
Мумадим фыркнул:
— Так пусть же наконец наши люди начинают действовать! Мне надоело мокнуть под дождем.
— Терпение, друг мой.
Стараясь как можно меньше шуметь, могучий фуркот устроился поудобнее среди ветвей. Оба младших последовали его примеру. Под проливным дождем три замерших фуркота были похожи на сучья исполинского дерева.
Та часть Татрасасипы ККВРТЛ, которая продолжала спать, получала от жизни больше удовольствия, чем проснувшаяся. Растормошенный своим предшественником, он сидел в небольшом отдалении от своих товарищей. Дежурить ему оставалось еще больше часа. Прохладная вода стекала с форменного капюшона, струилась по рукам, коленям и хвосту. Как ни натягивал Татрасасипа капюшон, вода, пусть и понемногу, сочилась под костюм и, главное, отравляла настроение.
Раздраженный и усталый, он то и дело стирал воду с лица. Может, скорчиться в три погибели? Но тогда ухудшится обзор, и проклятый лес обязательно этим воспользуется и нанесет удар. «Какой еще удар? — пробормотал часовой себе под нос. — Дождь, мокрые растения — больше тут и нет ничего. Никто не ходит, не летает, не плавает. Все твари прячутся в уютных дуплах, щелях и норах, в отличие от нас и от пленников, скорчившихся на узкой ветке под открытым небом. Может, стратегически в этом и есть смысл, но тактически это не ночевка, а сущий ад».
Вспомнился свой уголок в кубрике корабля — лежанка из прекрасного желтого песка всегда подогрета, всегда суха. Как ему надоела эта сырость! Будет чем похвастаться, когда рептилоиды вместе со своим странным пленником доберутся до корабля. Никак не взять в толк, почему так важны этот молодой человек и его судно; и уж совсем загадка, в чем тут интерес самого графа. На его месте Татрасасипа перестрелял бы всех людей, и дело с концом.
Осталось меньше часа. Потом он сдаст пост Крескес-канви и проспит до утра, растянувшись на ветви. Пусть и другие помучаются.
Он знал, что на конце ветви караулит Масмарулиал. Между ними расположились все остальные. Если повезет, через несколько дней они вернутся к стоянке шаттла. И тогда — больше никаких ночных дозоров. Только блаженная сухость и обещанное повышение в звании.
Опершись грудью на колени, он взял ружье поудобнее. Хвост беспокойно хлестал, смахивая воду. Когда вокруг почти ничего не видно, а слышна только несмолкающая барабанная дробь дождя, время тянется невыносимо медленно.
Хорошо хоть, что здесь, в глубине леса, ветер почти не ощущается и дождевые струи падают отвесно вниз. Какие-то крошечные светящиеся твари ползали и порхали в ночном мраке, время от времени пожирая друг друга.
За его спиной послышался шорох. Насторожившись, Татрасасипа резко обернулся, вскинул ружье и выстрелил.
Какое-то неуклюжее существо, ростом ему по пояс, тут же скрылось в листве. Оттуда донеслось тихое мяуканье, в нем слышалась боль. И снова — тишина и неподвижность.
Так продолжалось некоторое время. Однако любопытство, не говоря уже об осторожности, побуждало Татрасасипу выяснить, с кем он имеет дело. Оглянувшись на спящих товарищей, он встал.
Держа два когтя на спусковом крючке, он осторожно приближался к темной фигуре, скорчившейся среди листвы и веток. Помня о судьбе несчастного Чорсевазина, он не перешагнул, а обошел то, что походило на пучок безвредной травы, растущей из утолщения на ветви. Травинки были усыпаны крошечными черными выпуклостями, которые могли содержать как страшный яд, так и безвредную пыльцу. В этом проклятом мире нельзя быть уверенным ни в чем, кроме одного: если что-то выглядит безвредным, не стоит проверять, так это или нет.