— Мы так и решили.
— А вдруг эти споры не подействовали бы на а-аннов? — спросил Флинкс. — То есть, на нелюдей.
Три глаза задумчиво посмотрели на него:
— У кого есть нос, обязательно будет чихать.
— У фуркотов тоже есть нос. Почему же они не чихали, собирая хэк?
Симбиот фыркнул:
— Мы набрасывали на них петли из длинных лиан, а потом на этих же лианах несли. Чтобы шляпка выбросила споры, надо ее согреть своим теплом.
С помощью фуркотов все люди спустились с гигантского лепестка. Тил показала Флинксу стебель гаргалуфлы, толщиной со ствол дуба. Сам цветок рос на толстенной ветке — куда до нее самому могучему дереву, которое Флинкс видел на Мотыльке. Джунгли Амазонки на Земле по сравнению с этим лесом казались садиком на заднем дворе коттеджа, а леса Ульдома — живой изгородью возле поля для гольфа.
Дар позволил Флинксу ощутить слабые отголоски страха и ярости, растерянности и решимости.
— Может, пора уходить?
Тил удивленно посмотрела на него:
— Неужели ты думаешь, что они теперь осмелятся нас преследовать?
— Не знаю, но честь для а-аннов превыше всего. Я не стал бы задерживаться тут, чтобы убедиться в обратном.
Отряд графа Каавакса теперь состоял из сержанта, двух здоровых солдат и бедолаги, которого Кисс ткнула иглой, если, конечно, он еще не истек кровью. Понеся такие потери, люди на их месте приняли бы решение отступать. Однако у а-аннов мозги устроены по-другому.
— Тогда не будем мешкать. Скажи, куда идти, Флинкс.
Тот посмотрел на путевод и указал направление.
— Мне нравится эта вещица, — улыбнулась ему Тил. — Может, на этот раз мы без задержек доберемся до Дома-дерева.
— Черт побери, я тоже надеюсь на это.
Он почесал нижнюю челюсть Пип, та зажмурилась от удовольствия.
Вообще-то, с тем же успехом можно пойти к шаттлу, подумал Флинкс, и с помощью фуркотов разделаться с обескровленным отрядом Каавакса.
У этого плана был большой минус — на борту а-анн-ского корабля наверняка осталось много солдат, не вкусивших прелестей этого мира, прекрасно вооруженных и наверняка стосковавшихся без дела. Нет, встречи с ними лучше избежать. И к тому же долг джентльмена велит сначала проводить до родного Дома-дерева Тил с детьми, а потом позаботиться о собственном благополучии.
— Помнишь, как однажды тупица-нырялыцик попытался съесть шляпку хэка? — спросил у сестренки Двелл. — Он так чихал, что его едва не разорвало на куски!
Дети захихикали. Поглядывая на них, снова таких бесстрашных и жизнерадостных, Флинкс задумался о том, каково это — вырасти в подобном мире. Вырасти, не видя ни земли, ни Неба, и на каждом шагу встречая такое множество диковинных растений и животных, какое большинству людей не встретить и за всю свою жизнь. Такое богатство вкусов и ароматов недоступно, наверно, даже богатейшим жителям Земли и Ульдома.
Флинкс вздрогнул: в тыльную сторону левой ладони вонзилась колючка. На месте укола выступила капелька крови. Лес напоминал: рассуждая на отвлеченные темы, в нем долго не проживешь.
И Флинкс решительно выбросил из головы все несвоевременные мысли.
Флинкс на планете джунглей
▼▼▼
Глава девятнадцатая
Сержант в конце концов перестал чихать; теперь он стоял, пошатываясь от изнеможения, и жадно дышал. На его лицо было страшно смотреть — обычно безукоризненно чистая чешуя покрыта засохшей слизью, глаза потускнели и воспалились.
Чораззквеп, что мог, сделал для стонущего Джаскуетеча — продезинфицировал рану, наложил повязку, вколол антибиотик. Всерьез раной можно будет заняться только на борту шаттла. Сержант протер все еще слезящиеся глаза и заметил, что Чораззквепу удалось главное — остановить кровь. Толковый солдат, надо будет объявить ему благодарность в приказе — при условии, конечно, что они уцелеют.
С ненавистью глядя в зеленую бездну, граф Каавакс тщательно вытирал дезинфицирующим полотенцем лицо. По мнению сержанта, он стоял чересчур близко к краю, но не делать же замечание высокородному начальнику. Сказать, что надо отойти на шаг, — все равно что поставить под сомнение мужество графа. Может, чего-то Каа-ваксу и недостает, но только не храбрости.
Сейчас, однако, важнее не храбрость, а здравый смысл.
Со всех сторон доносились крики, свист, вой, рев и музыкальный перезвон. Догадаться по этим звукам о судьбе бывших пленников было невозможно. То ли они предпочли самоубийство гибели от а-аннского оружия, то ли кто-то из них уцелел и сейчас лежит далеко внизу, невидимый сверху и, возможно, раненый. Впрочем, сержанта интересовала судьба только одного из них — высокого человека мужского пола.