Ее декламация сопровождалась эмоциональным эквивалентом всеобъемлющей усмешки.
Я убью эту женщину, лежащую здесь передо мной, — продолжала она безжалостно, — а затем самку клопа, лежащую рядом с ней, а потом твоих дряхлых друзей, а потом я убью тебя, брат. Я собираюсь это сделать, потому что, в отличие от тебя, я могу. Что вы собираетесь с этим делать?
Это он сказал ей. Я собираюсь это сделать, потому что, в отличие от тебя, я могу.
Он потянулся ко всему, чем он был, ко всему, чем он стал за свои слишком долгие двадцать шесть лет тяжелого существования. Все, что было в нем, все, что было от него. Он почувствовал, как ее разум ожесточился, когда она бросила свою защиту.
И почувствовал, как она отпрянула от его сострадания.
Это было последнее, что она ожидала от него.
Его усилия не были одиночными. Китообразные были там с ним. Они окутывали ее неизбежным коконом такой теплоты, такого сочувствия, такого понимания, что, несмотря на ее мысленные возгласы протеста, она не могла их игнорировать. Крэнг тоже дал о себе знать, насытив ее разум сотнями тысяч лет утерянной истории. Он показал ей разрушение целых миров, нескончаемую войну между Тар-Айым и их наследственными врагами Хур'рикку, запустение и окончательная тщетность, которая была конечным результатом этого ужасного колоссального конфликта. Наконец, взвесился групповой разум Срединного мира, всепоглощающая зелень, которая была одновременно и проекцией, и представлением целой планеты, чьи опоясывающие шар организмы были связаны воедино всеобщей потребностью просто выжить. Используя Флинкс как вектор, он потянулся, чтобы охватить ее.
Неумолимая сила всего этого коллективного сострадания отражала бесконечную ярость, подавляла слепую ярость, душила горечь, которая двигала и питала его сводную сестру. Она яростно сопротивлялась, слепо нанося удары по пониманию, которое грозило задушить ее.
Ничто не могло противостоять силе этого коллективного сопереживания. Не вся ненависть в галактике. Даже озлобленная, сморщенная душа такого целеустремленного и одержимого, как Махнахми. Ее ярость наконец утихла.
Издав последний дерзкий крик ненависти, она потрясла кулаком в небо и задрожала. Медленно сев на палубу, она осторожно отложила ружье в сторону, подтянула ноги к груди, обхватила руками колени и захныкала. Через мгновение она начала раскачиваться из стороны в сторону. Глубоко внутри нее что-то обнажилось, а раз обнажившись, уже нельзя было небрежно оттолкнуть или небрежно вернуть его на прежнее место.
Тяжело дыша, боль в глазах, наконец, начала утихать, Клэрити обнаружила, что смотрит на женщину-дьявола. Поблизости израненный и избитый Сильзензузекс начал приходить в сознание. Через несколько мгновений нерешительная Кларити двинулась вперед на четвереньках. Протянув руку, она отбросила транксовое оружие в сторону. Он грубо пронесся по палубе. Эффектная блондинка не пыталась его схватить.
Черные, как смоль, глаза встретились с глазами Кларити. Их взгляд был пустым, совершенно пустым. Теперь в них не было ни злобы, ни внутренней ненависти, ни стремления к убийству. Было просто — ничего.
Женщина наклонилась к ней. Клэрити начала отступать, колебалась и стояла на своем. Стоны раненых заполнили комнату управления. Продвигаясь на четвереньках, женщина подошла ближе, ближе. Остановившись, она опустила голову и легла на бок. Положив голову на колени Клэрити, она подтянула колени к груди и молча лежала, глядя в забытье. Вся ненависть в ней была задушена, оставив после себя лишь загадку.
Внутри багровой сферы, где не было ни времени, ни пространства, Флинкс в почти коматозном состоянии понял, что Кларити в безопасности. На него нахлынуло огромное облегчение, облегчение, порожденное истощением, вызванным отчаянными обстоятельствами. Тем временем китообразные удерживали его вместе, Крэнги поддерживали его, и зелень слилась с ним воедино. Эмоциональная линза Пипа на его груди содрогнулась, когда вся эта забота и забота захлестнули ту неподражаемую часть разума ее хозяина, которая отметила его как уникальную и неповторимую случайность.