Лицо у нее было опрокинутое — лицо человека, увидевшего самое худшее и оставшегося в живых. Изящные ухоженные пальцы судорожно переплелись у нее на коленях, и она смотрела куда-то мимо меня, на то, что мне видно не было.
— Это, наверное, больно было прочесть, — сказала я.
Она не реагировала.
— Миз Зелл! — окликнула я ее негромко.
Она встряхнулась — как птица, оправляющая перья, и посмотрела на меня жестко. Я много на своем веку видала жестких взглядов — это был хорошо выполнен. Я поверила, что сверкающий новый топор она будет использовать именно так, как сказала.
— На когда мы можем это запланировать? — спросила она.
— Ни на когда.
— То есть? — не поняла она.
— Я этого делать не буду.
— Не говорите глупостей. Сделаете, конечно.
— Нет, миз Зелл. Я не стану.
— Два миллиона сверх вашего гонорара. Два миллиона долларов, о которых никто, кроме нас, знать не будет.
Она была очень в себе уверена. Я покачала головой:
— Не в деньгах дело, миз Зелл.
— Вы обязаны это для меня сделать, миз Блейк. Вы единственная, кто может поднять зомби, испытывающего реальный страх и реальную боль.
— Я не могу гарантировать, что он будет испытывать ту же боль, что испытывал бы при жизни, — сказала я, цепляясь за детали, чтобы не думать о другом.
— Но ведь больно ему будет? По-настоящему?
— У него будет способность чувствовать. У меня были зомби, падавшие, когда споткнутся о камень. Они реагировали так, будто это больно.
— Идеально!
Сколько предвкушения прозвучало в этом слове. Я представила себе, что она предвкушает, — и у меня живот свело судорогой.
— Давайте проверим, миз Зелл, правильно ли я понимаю — чтобы не осталось неясностей. Вы хотите, чтобы я подняла из мертвых вашего мужа Чейза, чтобы он при этом думал, будто он жив, чтобы мог испытывать ужас и боль, когда вы его будете рубить топором. Вы отдаете себе отчет, что топор не убьет зомби, и он будет мыслить и бояться все время, даже когда вы разрубите его на куски? Будет бояться до тех пор, пока я снова не уложу его на покой.
— Я не хочу, чтобы вы укладывали его на покой. Я хочу, чтобы эти куски закопали как есть, чтобы он был похоронен заживо и осознавал это, пока не сгниет.
Я медленно, очень медленно моргнула — так я поступаю в те моменты, когда ни черта не могу придумать, что сказать. Наконец я нашла слово:
— Нет.
— Что значит — нет? — спросила она.
— Нет — это такое слово, означает отказ. Я не стану этого делать.
— Три миллиона.
— Нет.
— Сколько это будет стоить? — спросила она.
— У вас нет таких денег.
— У меня? Есть.
— Господи, женщина, если у вас хватает ума понять, о чем вы меня просите, то я никогда не слышала ни о чем худшем, что сделал бы один человек другому. Вам стоило бы испугаться этого, миз Зелл. Стоило бы, если знать, с какого рода преступлениями мне приходилось иметь дело.
— Вы работали с серийными убийцами и одичавшими монстрами, я знаю. Я про вас навела справки, Анита Блейк.
— Очень мило с вашей стороны. Но такой мерзкой работы, как вы, у меня еще не было.
— Мне безразлично ваше мнение обо мне, лишь бы вы сделали, что я хочу.
— Нет.
Я оттолкнулась от стола.
Наконец до нее дошло, что я всерьез, и она испугалась. Из всех возможных эмоций страха я ожидала менее всего.
— Если не деньги, то что же? Чего ты хочешь, Анита? Скажи, и если это можно купить за деньги — оно твое. Чего ты хочешь?
— От вас — ничего. Абсолютно.
— Не для тебя, так для твоих бойфрендов. Я изучила твою жизнь — не может не быть чего-то нужного, что можно купить за деньги.
— Уходите, — сказала я.
— Я не приму отказа. Ты единственный аниматор, который может поднять Чейза достаточно живым для страдания. А я хочу, чтобы он страдал, Анита.
— Да, я это уже слышала.
Я пошла обходить стол — чтобы открыть дверь и выгнать эту тетку к хренам отсюда. Она тоже встала — на каблуках оказалась меня почти на фут выше — и остановилась между мной и дверью. Я могла бы ее скрутить, но наш бизнес-менеджер Берт сильно морщится, если на территории фирмы кому-нибудь поставить фингал.
— Мне доводилось слышать, что не все твои ликвидации вампиров проходили законно, Анита.
И она была права. Но все они либо пытались меня убить, либо угрожали, либо хотели сожрать, или угрожали тем, кого я защищала. Эти воспоминания не тревожили мой сон.
— Во-первых, не Анита, а миз Блейк. Во-вторых, обо мне много чего говорят, я бы не всему верила.
Когда-то я совершенно не умела врать, но это уже было давно.
— Я представлю в полицию доказательства некоторых ваших преступлений, и значок у вас точно отберут. А может, и не только значок.