Они попрощались с Джорджем и Фионой, выехали из деревни и поехали еще дальше в глушь, по лесным дорогам, через фермы, по горбатым мостикам. В домике с соломенной крышей они выпили чаю с горячими ячменными лепешками и домашним сливовым вареньем. В одной деревушке они остановились и осмотрели дом, где родился знаменитый поэт. Сайан слышала про него, но не смогла бы вспомнить ни строчки из его стихов, даже если бы от этого зависела ее жизнь. А Лэнгли помнил. Он знал их довольно много и по дороге домой читал ей стихи. Он хорошо чувствовал музыку слова, у него был красивый, хорошо поставленный голос, и она слушала его с наслаждением. Любимой темой этого поэта была природа, и все картины Лэнгли тоже были посвящены деревенскому ландшафту, так что Сайан не удивилась, когда он сказал ей, что этот поэт всегда служил ему своего рода вдохновителем. Она подумала: интересно, а он знает, что Барни черпает вдохновение у Нелл Гвин? Потом она решила, что, наверное, знает, и промолчала. Неуместное упоминание этого имени могло испортить все настроение этого романтического дня.
Они вернулись к себе в деревню около семи часов вечера, и Сайан отказалась заходить в салон, сказав, что ей нужно кое-что сделать дома. Она попрощалась с Лэнгли и закрыла за собой дверь своей комнаты с таким чувством, будто за ней прятался ее тайный любовник. Она заглянула за занавеску, с радостью увидела, что Барни уже ушел, и остаток вечера провела за работой. Это была пустая трата времени, но, в конце концов, это было ее собственное время.
В течение следующих двух дней Барни держал слово. Он ни во что не вмешивался. Целыми днями он работал и никого не беспокоил. Перед тем как уйти из дома, он завтракал, дожидался, пока Сайан придет в салон, потом шел в комнату Нелли и работал там приблизительно до того времени, когда закрывался салон.
В студии Сайан помогала натягивать обшивку на шесть стульев из столового гарнитура, а Лэнгли был целиком занят «Денистонским утесом». Она строила планы насчет выставки работ Лэнгли и была очень рада, что никто больше не упоминает про ее выставку. Она не говорила Лэнгли, что каждый вечер проводит больше времени, чем, может быть, следовало бы, за своим глиняным изваянием, и не думала, что Барни обмолвился об этом Лэнгли. Она вообще почти не встречалась с Барни и не разговаривала с ним до утра среды, когда, проходя мимо кухни, он напомнил:
— Не забудь посмотреть сегодня вечером телевизор.
— А, Натали, — сказала она. — Обязательно.
— А что, что Натали? — спросил Лэнгли.
Барни к этому времени уже ушел. В последнее время он всерьез принялся за работу, и Эмили даже позвонила по этому поводу старому доктору Мюррею и попросила его зайти к ним и сделать Барни внушение. Однако доктор так громко захохотал, что Эмили пришлось отвести трубку подальше от уха. «Кто, я? — говорил он. — Я не мог удержать его в постели, когда ему было семь лет. А какая на меня надежда теперь, когда прошло двадцать лет?»
— Так что там насчет Натали? — повторил Лэнгли, и Эмили перестала мыть посуду, чтобы ничего не пропустить.
— Это та девушка, которая звонила ему в первый день, актриса. Сегодня ее будут показывать по телевизору, часов в восемь вечера.
Но у Лэнгли на этот вечер была назначена встреча с одним специалистом по антикварному серебру. Он был огорчен — ему хотелось увидеть Натали.
— Впрочем, — сказал он Сайан, — так много знакомых Барни появляются на телевидении и в газетах почти каждую неделю, что кого-нибудь мы обязательно увидим.
Сайан собиралась посмотреть фильм вместе с Фионой и Джорджем. Неожиданно к ней присоединился Барни.
Фиона придала этому маленькому событию оттенок праздника — она приготовила рис со специями и открыла бутылку красного вина.
Самый первый кадр начинался с крупного плана Натали, и Фиона вздохнула:
— Почему жизнь так несправедлива?
Натали Вендер была прекрасна: красивая лепка лица, превосходная кожа, огромные, с поволокой, глаза смотрели на зрителя сквозь пелену падавших вперед, развевающихся волос. Мужчина может утонуть в таких глазах, подумала Сайан. Она где-то читала эту фразу, и не раз, но ей раньше не доводилось видеть иллюстрацию этих слов. Фильм был довольно пустым, но действие шло быстро, и сюжет оказался интересным. Натали играла свою роль с каким-то неуловимым колдовским очарованием, так что, когда фильм закончился, Джордж и Фиона единогласно одобрили его. Сайан тоже. Она добавила свои похвалы в общий хор восторженных дифирамбов, и Барни сказал, что он все это передаст Натали и той наверняка будет приятно услышать, что все считают ее потрясающей.
— Хочешь, я тебе помогу? — спросила Сайан, кивнув на пустые тарелки, и Фиона сморщила нос: