- Твой телефон?
Он кивнул, улыбаясь еще радостнее.
Я знала, что моя улыбка не может сравниться с его. Что бы сделала Натаниэль на моем месте? Подражая его взгляду, я улыбнулась, но улыбка оказалась полностью моей, немного манящей, и слегка угрожающей, словно говоря: будешь кусаться, я могу укусить тебя в ответ. Джейсон первым заметил и объяснил мне мою улыбку, но это была честная улыбка для того, кто вел мою жизнь. Она ничуть не отпугнула Асана. Его улыбка стала серьезнее, а в глазах мелькнуло выражение, которое появляется у мужчины когда он видит то, что ему действительно нравится. Отлично, теперь я была слишком интригующей. Не нужно было кокетничать с одним, стараясь запугать другого; слишком тяжело совмещать.
Я бросила взгляд на оборотня, и увидела что он усмехается шире, словно чувствует мое затруднение, или считает меня забавной. Но в глазах появилась осторожность, которую я раньше не замечала. Что это могло означать? Кажется, я сделала что-то, что заставило его нервничать. Если бы я знала что, я бы повторила. Когда-то я использовала свой вид маленькой женственной особы, чтобы дурить голову плохим парням. Но моя репутация среди сверхъестественных существ заставила большинство плохих парней игнорировать внешность и обращаться со мной так, как полагалось: как с хищником, специализирующимся по другим хищникам.
Я сделал единственную вещь, которую могла сделать: засунула записку Асана в карман пиджака и выудила кредитку из того же кармана. Я сунула ее в маленький кармашек на папке и отдала официанту. Еще раз улыбнувшись, я повернулась к моему «коллеге» и сказала:
- Кажется, ты сегодня не работаешь?
Асан понял намек и оставил нас одних.
Незнакомец снова начал приближаться, выставив руки. Я не просила его остановиться, потому что поняла, что единственный выход попасть в него — это подпустить его поближе, чтобы наверняка не промахнуться. Я надеялась, что моей скорости ненастоящего оборотня будет достаточно, чтобы застрелить его прежде, чем он доберется до меня. Может, он и не собирался убивать меня, но по какой бы причине он не пришел, все равно ничего хорошего. Я могла бы побиться об заклад.
Он подошел к краю стола, развел руки чуть шире и сказал:
- Можно мне сесть, потому что лучше бы мне не подставлять ту часть тела, в которую ты целишься. Он улыбался, когда произносил это, но эта улыбка не затрагивала глаза. Я знала такую улыбку, такие холодные глаза. Я работала со многими мужчинами, которые имели их, и слишком часто видела их в зеркале.
- Конечно, сказала я. — Присаживайся. Я кивнула на стул, который был рядом со мной, а не напротив.
Он начал придвигаться к столу, и тогда я сказала:
- Нет, лучше держись подальше, чтобы я видела, что твой пистолет остается в кобуре.
Он коротко кивнул и, придвинув стул немного ко мне, сел, положив локоть на колено; такую позу принимали многие мужчины, когда хотели, чтобы их пах был виден. Я не была заинтересована, в отличие от моей львицы, потому что она оставалась одним из зверей внутри меня, которым не было эквивалента снаружи. Это означало, что она была более заинтересована в других львах, чем мне бы хотелось для душевного равновесия. Был один лев-оборотень, который с радостью взялся бы за эту работенку, но я его избегала. В моей жизни было достаточно мужчин.
Я сдерживала львицу, сдерживая дыхание и пульс, но картинка, которую она вкладывала мне в голову была очень нечеловеческой. Она хотела, чтобы я пала на колени и потерлась об него. Она хотела больше его запаха, больше его кожи. С пистолетом в руке было легче отогнать эти мысли. Я дала ей понять, что мы в опасности, и это вроде бы успокоило всех моих зверей. Они поняли опасность, и через меня, узнали значение пистолета.
Мужчина держал руки на коленях, и я подвинулась, чтобы более внушительно направить пистолет ему в грудь. Побочного вреда на таком расстоянии не будет, ибо как бы быстр он не был, он все равно медленнее пули, выпущенной с расстояния в три фута.
- Проясню ситуацию, — сказала я. — Если ты дернешься, я просто нажму на курок, потому что если ты бросишься — это моя единственная надежда выжить.
Он кивнул, все еще улыбаясь, так что, со стороны это выглядело так, словно мы — лучшие друзья.