— Я думал о тебе, любимая, — сказал князь. — Все время размышлял над тем, что ты со мною сотворила.
Анцелла с трудом нашла в себе силы произнести несколько слов:
— Я тоже думала… о вас… ночью.
— Ох, дорогая моя, — словно не слыша ее, продолжал князь, — ты и не представляешь, каким чудесным и матичным было то мгновение, когда я коснулся твоих губ.
Их глаза встретились, и, хотя князь даже не пошевелился, Анцелле показалось, что он снова ее поцеловал. Он долго смотрел на нее, прежде чем сказать:
— Мне нельзя слишком долго с тобой здесь говорить. Надеюсь, ты это понимаешь. Я посмотрю, чем занимаются остальные, вполне вероятно, нам удастся встретиться во второй половине дня.
Князь заметил, что ее глаза посветлели, и никаких дополнительных слов уже не потребовалось. Глядя ему в лицо, она тоже знала, что чувствует князь. Он, словно совершая над собой усилие, повернулся и пошел в сторону виллы. Обеими руками Анцелла держалась за перила балюстрады из серого мрамора. Она дрожала от охватившего ее возбуждения, опять прихлынула слабость, как и тогда, когда князь впервые заключил ее в объятия. Анцелла почувствовала, что погружается не только в тепло его рук, но и в помыслы, душу.
— Я люблю его! — прошептала она.
Казалось, что плещущиеся внизу волны беспрерывно повторяют ее слова: «Люблю! Люблю!»
Вернувшись на виллу и поднимаясь в комнату княгини, она встретила выходящего оттуда Бориса. Его вид, как всегда, был зловещ: на узких губах блуждала слабая усмешка, а прищуренные глаза казались еще более мрачными, чем обычно. Борис был явно чем-то весьма доволен, и Анцелла инстинктивно почувствовала: он принес княгине дурные вести.
Когда они поравнялись, она подумала, что Борис источает зло, и невольно отступила в сторону, как будто он мог ее чем-то осквернить.
Марии нигде не было видно, поэтому Анцелла постучалась. Отворив дверь, увидела, что ее сиятельство сидит на кровати и что она возбуждена точно так же, как и ночью.
— Ах, это ты? — сказала княгиня почти грубо. — Тогда отвечай: ты можешь подтвердить то, что только что сообщил мне Борис?
— Что именно, мадам? — спросила Анцелла, приближаясь к кровати.
— Что маркиза опутала моего сына и сделала то, что собиралась сделать уже давно?
— Что вы хотите этим сказать, ваше сиятельство?
Анцелла почувствовала, как чья-то холодная рука неумолимо сжала ее сердце.
— Борис утверждает, — продолжала княгиня, — что вчера ночью, когда все гости вернулись из казино, она проследовала в его спальню.
— Не… не верю этому! — невольно вырвалось у Анцеллы.
— Увы, это правда, — обреченно произнесла княгиня. — Борис никогда не ошибается. Она обвела его вокруг пальца, эта голубоглазая английская потаскуха! Я видела, как она этого добивалась. Все время крутилась возле него, касалась его, заглядывала в глаза, поощряла и вот теперь добилась своего!
Анцелла будто окаменела, кровь отхлынула от ее лица, румянец на котором сменился смертельной бледностью. Лишь минуту спустя Анцелла через силу выговорила:
— Это, должно быть, какая-то… ошибка! Я полностью… уверена, что его сиятельство не интересуется маркизой в этом… вопросе.
— Зато она им интересуется! — буркнула княгиня. — А какой мужчина устоит перед искушением? — Она на некоторое время замолчала, после чего продолжила: — Они все одинаковы! Серж, Андре, Владимир. Достаточно красивой женщине поманить их пальцем — они тут же идут за ней. Правда, Владимиру никуда не понадобилось идти: она сама пришла к нему!
Анцелла, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, с трудом заставила себя подойти к окну. Она старалась дышать глубоко и бороться с темнотою, которая, как ей казалось, проникает в ее сознание, не позволяя хоть мало-мальски сосредоточиться.
— Я от нее избавлюсь, — говорила где-то у нее за спиной княгиня. — Она здесь долго не задержится, я этого не вынесу! Я предупреждала Владимира, что по отношению к его мимолетным увлечениям роль сводни исполнять не собираюсь!
Анцелла вцепилась в подоконник. «Мне нельзя… лишиться чувств… Я не могу допустить, чтобы… княгиня обо всем догадалась», — упорно твердила она про себя.
— Могу ли я распорядиться, чтобы ленч вашему сиятельству принесли в постель? — долетел от дверей голос Марии.
— В постель? Я не собираюсь лежать, — ответила княгиня. — Спущусь вниз. Мне хочется видеть, что происходит.
— Было бы лучше, если бы вы отдохнули, — сказала Мария. — Ваше сиятельство утомлены. Прошу вас…
— Ничего подобного! — воспротивилась княгиня. — Кроме того, на ленче будет его императорское высочество. Он сам пожелал сюда приехать, и я обязана быть внизу, чтобы приветствовать его.
— Великий князь поймет, если узнает, что ваше сиятельство приболели, — продолжала стоять на своем Мария.
— Я не больна! — отбивалась княгиня. — Кроме того, царская кровь тоже кое-что значит, как тебе хорошо известно, Мария. Хотя я совершенно не понимаю, почему великий князь захотел разделить с нами ленч.
Анцелле казалось, что голос княгини долетает до нее откуда-то издалека, но предчувствие обморока все-таки постепенно проходило, и через несколько минут она была уже в состоянии обернуться.
— Не могу ли я… что-нибудь сделать для вашего сиятельства? — спросила она.
— Нет, — ответила княгиня, после чего тут же изменила решение: — Впрочем, можешь мне почитать, пока я буду одеваться. Я обязана следить за событиями в мире, а в местной газете ты найдешь список лиц, прибывших в последнее время в Монте-Карло. Я не хочу пропустить кого-нибудь из интересующих меня людей.
Княгиня говорила уже совершенно нормальным голосом, но при этом блеск в ее глазах не оставлял сомнений: она что-то затевает. Анцелла, полная беспокойства, спросила себя: а почему это, собственно, должно ее волновать? Разве сама она в лучшем положении? После всего, что сказал ей князь, после его поцелуев маркиза пришла к нему в комнату и он согласился на то, чтобы она осталась. Да, согласился. Прикажи он ей тут же уйти, Борис доложил бы об этом княгине. Словом, приходилось только гадать, сколько они были вместе.
Целовал ли он эти красивые, алые и неистовые уста? Говорил ли маркизе то, что говорил ей?
Анцелла задавала себе эти вопросы, и все ее существо отвергало даже саму мысль о лицемерии князя.
И все же, думала она, я не могу не считаться с фактами. Маркиза решила любой ценой стать его любовницей. Уже в первый же день после приезда я сама слышала, как маркиза говорила об этом. А если она добилась своего?
То, что поведала ей княгиня, было для Анцеллы как кинжал в самое сердце. Внезапное потрясение парализовало ее. Ей казалось, что она очутилась в полной темноте, будучи уже не самой собой, а куклой, которая ходит, говорит, но этим и ограничивается ее сходство с человеком.
Взяла газету и начала читать княгине, но в мыслях она была далеко: опустошенная и одинокая в бесплодной пустыне оплакивала свой утраченный идеал.
Когда княгиня оделась, пришло время спуститься к ленчу. Анцелла подумала, не лучше ли ей сослаться на головную боль и попросить разрешения вернуться к себе. Но сделать этого было нельзя: поступив так, она невольно обратит на себя внимание, чего ей меньше всего хотелось. Вот если бы спрятаться под какой-нибудь скалой либо в самой темной пещере и быть уверенной, что никто не станет ее искать или думать о ней…
Между тем настроение княгини переменилось.
Сейчас, подумала Анцелла, она напоминает солдата, готовящегося к сражению. Искры возбуждения, которые она заметила в глазах княгини, наводили на мысль о жестоком решении, целью которого может быть уничтожение той, что посмела ее оскорбить.
Она отметила, что и Мария с беспокойством следит за поведением своей хозяйки. Когда же княгиня, завершая свой туалет, почти опорожнила шкатулку с украшениями, Анцелла сообразила, что та считает драгоценности своеобразным оружием, способным защитить ее от опасного противника. В довершение на шее у княгини оказалась длинная двойная нить жемчуга, а в ушах и на пальцах засверкали бриллианты.