От запахов кружилась голова, но это только позволяло глубже погрузиться в волны сладострастия, расходящиеся по телу. «Я» стонала все громче, все плотнее приникая к мужчине, который опять ускользал, смеясь, мешал снять с себя белье. А я с трудом сохраняла возможность наблюдать хоть краем глаза за странной квартирой. Что за пучки трав под потолком развешаны? Я видела похожие у бабули, но та-то была травница, увлекалась народными методами лечения. Зачем они тут? И свечи рядом с жаровнями?
Желание почувствовать мужчину внутри себя стало нестерпимым, голод возобладал над разумом. Одним движением «я» просто порвала его оранжевые боксеры на две тряпки. Он предстал передо мной обнаженный, прекрасный, как древнегреческий бог, с идеальной фигурой, мускулистый, широкоплечий, с выступающими кубиками пресса — и восхитительно возбужденный. Рот переполнился слюной, и я стала опускаться на колени…
Но он поймал меня и поставил на ноги. Ладонями поднял мое лицо и, глядя прямо в глаза, наклонился. Я не смогла ждать и жадно приникла к его податливому рту. Он с силой ответил на мой поцелуй, его язык властно раздвинул мне губы и сплелся с моим. И затем дернул.
С кончика языка сорвалось что-то и выскочило из меня, как пушечное ядро. Меня словно ударили мячом в грудь, я свалилась на пятую точку, едва успев подставить ладони, чтобы смягчить удар. Цепочка на груди порвалась, медальон упал рядом. Кот зашипел, шерсть у него на загривке встала дыбом, хвост превратился в туалетный ершик. В воздухе надо мной висела какая-то голая сущность. Не в том в смысле, что чистая квинтэссенция, а просто… ну, голая! Бесстыдно обнаженная полупрозрачная девица — таких форм, что обзавидуешься. Красиваяааа… Сквозь нее просвечивали предметы, и это несколько портило впечатление.
Прозрачность ее была скорее природы текучей воды, чем, скажем, воздушной дымки, так мне показалось. Ее почти скрывали плотные испарения стоящих вокруг жаровен. Девица заметалась между ними, и я вдруг поняла, что расставлены эти предметы старины вовсе не беспорядочно, а по углам пентаграммы, как и свечи. И создают защитный контур.
Девица взмыла под потолок, но там благовония были даже гуще, и она развернулась к нам лицом. Я увидела, как исказились от ярости прекрасные черты, губы приподнялись, обнажая острые клыки. Она мигнула синим светом и вдруг стала материальней, плотнее, хотя все равно осталась полупрозрачной. Выставив руки со скрюченными пальцами, на которых были опасного вида когти, она бросилась на нас.
Мы стояли возле кровати, вернее, хозяин квартиры стоял, а я по-прежнему сидела на полу. Неожиданно он вытащил из-под одеяла сплетенную из чего-то непонятного петлю. То есть удавку! Зачем это ему? Громкий щелчок стукнул по ушам, и девица отпрянула. Развернулась, плотоядно щерясь, — и прыгнула на меня.
Мое движение было рефлекторным. Рука с зажатой цепочкой поднялась и опустилась, бабулин медальон шмякнулся на голову текучей девицы и разломился пополам. Травяная пыль, находившаяся в медальоне, осыпала ее с ног до головы.
По комнате разошлись круги мерцающей ряби — из точки, где медальон соприкоснулся с полупрозрачной головой. Энергетические волны проникли сквозь стены и угасли в глубинах пространства. Я вскрикнула от неожиданности, хозяин квартиры охнул, а прозрачная женщина с растерянно-злобным возгласом распалась на мельчайшие брызги — и исчезла.
Совсем.
Напрочь.
Как будто и не было никогда.
Мне почудилось, что внутри что-то откликнулось. Некая часть меня, скрытая очень глубоко, которая раньше не давала о себе знать… хотя нет, несколько лет назад, когда бабушка надела мне медальон, было похожее чувство, всего на пару секунд: будто вся кровь взбурлила, наполнив тело жидким огнем, готовым вырваться наружу и все уничтожить.
Это ощущение тут же прошло.
— Ого! — воскликнул сочный мужской баритон. Мне помогли подняться. — Ты изгнала демона!
Я помотала головой, пытаясь прийти в себя. Получалось плохо: благовония пьянили, а обнявшие меня мужские руки были такие теплые и так крепко сжимали… По телу прошла дрожь.