Оставив в покое вопрос гардероба, я немедленно занялась следующей проблемой. Вот отдам повод, а она стартует по-своему, я в мгновение ока потеряю с ней контакт. И слечу с неё птичкой, и пропали все мои усилия. Мамочка родная!! Что мне с ней сделать, чтобы она тронулась с места не галопом?!
Я отпустила повод так аккуратно, словно гладила мотылька. Изо всех сил я следила, чтобы не сдавить лошадку коленями, едва тронула сверкающие бока, снова немножко отпустила повод, затаив дыхание и с паникой в душе. Флоренция поняла мои манипуляции как пожелание спокойного старта — видимо, Зигмусь вёл себя примерно так же, хотя, разумеется, без моей паники. Она вдруг пошла, не галопом, а длинным шагом, причём я сразу почувствовала её нетерпение и желание этот шаг ускорить. Хорошо, что мне удалось вообще что-то почувствовать… Я сидела как мешок, пытаясь приспособиться к движениям лошади.
Край леса отделял нас от дороги, поэтому ничего не оставалось, как направить её на неровную лужайку.
— Медленней, солнышко, потихоньку! — умоляюще сказала я. — Тут ямки есть…
Она сама об этом знала. Шла спокойно и осторожно. Когда половина пути осталась позади, я уже была способна потрепать её по холке.
— Очень хорошо, жемчужинка ты моя, потихонечку, полегонечку, — снова запела я сладко. — А то я хлопнусь мордой вниз, и тебе будет неприятно. Ты сегодня уже поработала, хотя и без нагрузки, а эти ямки опасные. Не спеши, у нас много времени…
Мне даже удалось начать думать. Пока что все в порядке: я на ней сижу, она идёт, к её движениям я уже приспособилась, теперь почему-то легче, чем в детстве, только не дай Бог, если выскочит откуда-нибудь заяц! Выскочит, мерзавец, и слона ведь напугает!.. Мыши не опасны, наверное, хотя кто знает… Сосуществование Флоренции с кошками проходило весьма мирно, а что касается мышей — черт её знает. Во всяком случае, мыши не прыгают…
Мы добрели до дороги. Теперь моё кретинское воображение разыгралось не на шутку. Вот я еду в машине, веду её рядом в поводу в вытянутой руке, чтобы обеспечить безопасную дистанцию, она ускоряет шаг, я тоже поддаю газу, она скачет по долам и горам, и вдруг навстречу выскакивает трактор. Кто раньше притормозит — я или она? И тут мы сталкиваемся все трое: она, я, трактор…
Я с трудом прогнала от себя кошмарную картину и поставила на машине крест. Мы вышли на дорогу.
Флоренция решила, что пришло время поменять скорость, и пошла рысью. Во мне сразу все застонало. Господи, только не это!! Облегчаться[2] в стременах я ещё смогу, я даже ритм уловила, но не дольше, чем полминуты, потом наступит конец моих возможностей.
Однако вопреки собственному желанию я все-таки сжала колени, и Флоренция пошла галопом!
Галоп у неё был ровный и плавный, я снова приспособилась к её ритму, только от судорожного стискивания зубов у меня онемели челюсти. Конечно, на галопе было легче, чем на рыси, но я все равно чувствовала, что надолго меня не хватит, сколько же она, черт побери, может скакать?! Она прошла уже по меньшей мере четырнадцать километров, а ведь сюда мчалась как сумасшедшая! Хорошо ещё, что дорога более или менее ровная.., вот где-то тут она как раз срезала себе путь, прыгнув через кустики, не дай Бог, ей теперь придёт в голову то же самое…
Кустики!!!
Холодный пот прошиб меня с ног до головы. Кустики рядом, ведь дорога идёт ровной линией, может, она теперь не обратит на них внимания…
Обратила, разрази её гром. Я знала, что она их заметит. Она вдруг круто повернула в сторону, но я уже этого ожидала, скверные предчувствия во мне кричали в полный голос. Ничего не поделаешь, будем прыгать. Я изо всех сил вцепилась в седло. Святые угодники, спасите и помилуйте!!..
Может быть, случилось чудо. Однако, с другой стороны, человек в состоянии эмоционального напряжения способен на необыкновенные вещи. Не могу даже подсчитать, сколько километров я проехала на мотоцикле в качестве пассажира по всевозможным видам дорог. В обеих руках я при этом возила горячий бигос, воду в кастрюлях, младенца в подушке, чемоданы, свёртки и держаться за водителя должна была только один раз, когда мы скакали по ямам в замёрзших и обледенелых дюнах на морском побережье. Кроме этого — никогда в жизни. Теперь я решила отнестись к лошади как к мотоциклу, а старые навыки сами возродились во мне. Единственное достоинство паскудных этих кустов заключалось в их малой высоте.
Боже мой, как она их перепрыгнула! Не перепрыгнула — проплыла над ними павой! Мешок с картошкой — и тот удержался бы у неё на спине. Она приземлилась на все четыре ноги. Уж не знаю, как они этого добились — это большое искусство, которому специально обучают лошадей, предназначенных для пардубицких стипль-чезов! Лишь приземление на вес четыре ноги или только на задние ноги позволяет им остаться в живых после Большого Таксиса! А Флоренция уже сейчас умеет это делать и по собственной инициативе этим пользуется!
Восхищение и облегчение владели мной очень недолго, перед нами могли возникнуть очередные кустики, не дай Бог, повыше ростом. Флоренция, может быть, уже все на свете умела, но я — нет. Вспотевшая, наполовину без сознания, испуганная до сумасшествия, я из последних сил ласково уговорила её вернуться на дорогу. Она согласилась почти не протестуя. Просто чудо, что между дорогой и лесом не было канавы. И снова Флоренция помчалась галопом!
Примерно на полпути я смирилась с тем, что она меня вгонит в могилу, и сразу вслед за этим вспомнила страшную вещь. Дорогу на Малый Трускав, к которой я бессмысленно направлялась, отделяла густая полоса высоких зарослей. Чтоб мне лопнуть, треснуть, расцвести и капустой порасти, если Флоренция не соберётся через неё перепрыгнуть! Куда, интересно, я вылечу, хоть бы на мягкое.., там такая заболоченная канавка, может, она мне спасёт жизнь…
И почему, черт побери их всех, Флоренцию до сих пор не ищут?!
Вдруг мне стало плохо при мысли, что злодеи победили. Вытащили стволы, застрелили Зигмуся и Гжеся. А сами живы-здоровы, и я их скоро встречу…
Эта мысль вернула мне силы и решимость. Я набрала повод. Флоренция подчинилась мне довольно легко, наверное, уже достаточно набегалась, поэтому соглашалась пойти на уступки. Кроме того, тренировка как раз в том и состоит, что какое-то время лошадь идёт галопом, а потом — шагом, и Флоренция должна была уже к этому привыкнуть. Мягкий шаг, совсем без подскоков, позволил мне собрать обрывки мыслей более или менее воедино.
Я решила, что на всякий случай не поеду по прямой. Пусть они там все делают, что хотят, я сверну у лесочка, доберусь до дороги на Лип-ков, а потом кружным путём подъеду с другой стороны и направлюсь прямо на задворки к знакомым Моники. Дом с левадой узнаю издалека.
Я выполнила свой дьявольский замысел. Заплутала я только два раза. Флоренция мне подчинялась, все время послушно шла шагом и не настаивала на том, чтобы перепрыгивать все, что встречается по пути. Хотя препятствий на дороге было много, можно сказать, она и состояла из сплошных препятствий. Может быть, лошади не нравилось то, что эти препятствия окружало, слишком мало оставалось пространства для приземления, а в тесноте она прыгать не любила. Ветки деревьев хлестали меня по лицу, запутывались в волосах и пытались выколоть глаза. Мне казалось, что все это длится уже день, неделю, полгода, целую вечность… Но на часы я не смотрела, потому что была уверена: стоит мне увидеть, который час, как я упаду с лошади. А вот на то, чтобы идти пешком, я уже совершенно неспособна. И долго ещё не смогу ходить…
Дорогу на Липков я не узнала, в отчаянии и на всякий случай просто повела лошадь направо и не могу описать облегчение, которое заполнило всю мою душу, когда я увидела домик с крышей, похожей на туристическую палатку.
Моя идея воплотилась в жизнь. Ещё три километра, и я окажусь в безопасном месте, скорее всего, бездыханной, но это уже все равно…
2
«Облегчаться»в терминологии кавалеристов означает привставать в стременах и снова опускаться на седло в такт лошадиной рыси. Это очень трудное упражнение, потому что ноги практически все время напряжены, ведь опускаться в седло с размаху нельзя, чтобы не натереть спину лошади.