Восхождению благоприятствовал теплый день, прозрачный воздух. Их вела вперед твердость духа, а единственным препятствием была природа.
Оба путешественника были молоды, полны сил, и Фьора ни минуты не сомневалась в том, что дорога наверх, до вершины Ветреной горы станет для них необременительной прогулкой.
Правда, через четверть часа после начала восхождения на склоне горы им повстречался старик-пастух, который пытался отговорить молодых людей от дальнейшего путешествия.
– Неужто вы собрались наверх? – спросил он, покачав головой.– Не следовало бы вам этого делать. Госпожа, я вижу, вы из богатой семьи и, наверняка, не привыкли к таким походам. Я бы не советовал вам ходить туда.
Фьора, которая еще не успела устать, с девичьим запалом воскликнула:
– Но почему? Ведь вы сами, наверняка, были там.
– Был,– тяжело вздохнув, ответил старик.– Но ничего хорошего я там не видел. Пятьдесят лет назад я был так же молод, как вы сейчас, и мне казалось, что я сбегаю на вершину за час, не успеет еще солнце подняться до середины. Но все оказалось не так просто. Да и на самой вершине нет ничего интересного. Только жаль было, что зря потратил время. Да еще одежду изорвал и поцарапался о колючки и острые камни.
– Ну что ж поделаешь,– отвечала Фьора, пожав плечами.– Может быть, вам не понравилось, а другим понравилось.
Старик махнул рукой.
–Да не было там никого ни до, ни после меня.
В нашей деревне больше никому не захотелось постоять «на голове у сынка».
– На голове у кого? – переспросила Фьора. Старик показал посохом наверх, туда, где на горе виднелись два, почти остроконечных пика.
– Вон та вершина, что повыше,– объяснил он,– называется Сынком. Но чтобы добраться до нее, вам придется немало потрудиться.
– А почему эта вершина носит такое странное название? – спросила Фьора.– Ведь такая вершина выглядит, скорее, отцом всех окружающих гор.
– Не знаю,– пожал плечами старик.– Так ее называют издавна.
– Ну что ж, если вы там побывали, то что мешает сделать это нам,– запальчиво сказала Фьора, снова направляясь в путь.
Смущенный Джерардо лишь развел руками и зашагал вверх по каменистой тропинке.
От слов старика-пастуха – ведь юный разум не доверяет предостережениям – наперекор сказанному у Фьоры еще сильней окрепло стремление свершить задуманное.
Убедившись в том, что все его доводы напрасны, старик еще некоторое время шел следом за путешественниками, чтобы показать среди скал самую короткую, но и самую крутую тропинку. Потом, отстав, он еще долго напутствовал Фьору и Джерардо своими предостерегающими криками.
Оставив старика позади, путешественники быстрым шагом двинулись в путь. Как обычно это бывает, после первых чрезмерных усилий наступила усталость. Возле одной из скал Фьора и Джерардо устроили привал.
Апрельское солнце поднималось все выше и выше и пригревало уже почти по-летнему.
После короткого отдыха Фьора и Джерардо снова двинулись в путь. Но шли уже не так быстро. Девушка старалась ступать медленнее и осторожнее. Мешавшее ей платье она придерживала двумя руками, чертыхаясь каждый раз, когда подол случайно цеплялся за горную колючку или острый камень.
Чтобы сократить себе путь, Джерардо стал взбираться наверх по самому гребню скалы. Фьора же, которая была лишена такой возможности, свернула в сторону по менее крутой тропинке.
– Сеньора,– кричал Джерардо,– ступайте вот здесь, это путь напрямик!
Но Фьора предпочитала сделать крюк, лишь бы дорога была ровнее.
К тому времени, когда Джерардо был уже высоко, Фьора отстала.
Наконец, ей удалось найти тропинку, которая пологим путем, по склону, почти сразу же вывела ее к гребню.
К тому времени, когда она поднялась сюда, Джерардо уже успел отдохнуть. Увидев свою спутницу, он снова поднялся, и они продолжили путь, некоторое время шагая почти нога в ногу.
Однако усталость сказалась, и Фьора начала все сильнее и сильнее раздражаться.
Наконец, она не могла далее продолжать путь и остановилась на привал при первой же удобной возможности. Она принялась мысленно ругать себя за этот авантюрный поступок, итог которого еще никому не известен.
Она упрекала себя примерно такими словами: «Все то, что тебе сегодня пришлось испытать, взбираясь на эту гору, уже не раз случалось с тобой и происходит со многими в погоне за счастливой жизнью. Но человеку это нелегко заметить, потому что ему дано увидеть движение только тела, а движения души скрыты и неподвластны его зрению. Жизнь, которою мы называем счастливой, лежит на вершинах, и к ней идет извилистая и крутая дорога. Ее преграждает много возвышенностей, и чем дальше, тем круче становятся ступени. А на самой вершине все кончается. Именно она – цель этого путешествия. Туда хотят попасть все, но ни каждому это удается. Мало просто хотеть, нужно добиваться».
«Да,– говорила себе Фьора,– я не только хочу, но и добиваюсь. Но у меня почему-то не слишком хорошо получается. Почему же? Наверное, потому, что ровной дорогой, такой удобной и простой с виду, до вершины не дойти. Нужно или стиснуть зубы и карабкаться наверх, или остаться внизу. Там тебя застанет ночь, тьма и тень смерти. Ты будешь обречена на эту вечную тьму и вечные муки».
Как ни покажется невероятным, но эти мысли придали телу и душе Фьоры силы для последнего рывка наверх.
Солнце только-только достигло середины небосклона, когда Фьора и Джерардо стояли на маленькой ровной площадке, венчавшей саму вершину горы.
Усталость отступила куда-то далеко, и Фьора чувствовала только бесконечный прилив сил.
Завороженная какой-то удивительной прозрачностью воздуха и грандиозностью открывшегося перед ней вида, она стояла совершенно неподвижно. Ее Глазам открылось совершенно удивительное зрелище: белые полупрозрачные облака плыли прямо у ее ног.
Фьора чувствовала себя, словно бог на вершине Олимпа. Ей тут же вспомнились рассказы из древнегреческой мифологии, и она радостно рассмеялась, широко раскинув руки.
– Скажи мне, Джерардо, а в какой стороне Италия?
– Не знаю,– простодушно ответил тот.– Вон там справа – Рона, дальше – Авиньон, а там, слева, видите, далеко-далеко поднимаются верхушки гор.
Фьора только сейчас поняла, что это такое.
– Альпы! – воскликнула она.– Там Италия. Глядя на заснеженные и покрытые льдом верхушки Альпийских гор, через которые, если верить преданиям, прошел когда-то смертельный враг римлян Ганнибал, разрушая скалы уксусом, эти самые Альпы, такие далекие, показались Фьоре совсем близкими. Она скорее почувствовала сердцем, чем увидела глазами, итальянское небо. Ее снова охватило острое желание увидеть те места, где прошло ее детство, где все, казалось, было светло и безоблачно.
Пиренеи, которые были границей между Францией и Испанией, увидеть отсюда было невозможно. Хотя единственным препятствием этому являлось несовершенство человеческого глаза. Зато с левой стороны возвышались горы, окружавшие Лион, а с правой – Марсельский залив и устье Роны. Сама река была как на ладони.
Вдоволь налюбовавшись на город и возвышавшиеся далеко вокруг горы, Фьора решила, что пора двигаться вниз.
Солнце уже уверенно направлялось к горизонту, когда путешественники вновь оказались возле маленькой деревушки у подножья Ветреной горы.
Фьора даже не знала, что в те времена было мало любителей карабкаться на вершины гор, чтобы насладиться красотой природы.
Глядя с вершины Мон Ванту в сторону Италии, она искала в этом голубом просторе даже не Флоренцию, свою далекую родину, а свободу и счастье, которыми когда-то была полна ее душа.
Так закончилось это маленькое путешествие, которое внесло в душу Фьоры такое смятение и, вместе с тем, воодушевление, что последствия его будут откликаться в ней всю оставшуюся жизнь.
В последующие несколько дней Фьора гуляла по рощам, солнечным долинам, тихим холмам, окружавшим город. Она удивлялась огромному количеству живности, населявшему эти холмы и долины, бесконечному количеству диких коз, которые мирно паслись здесь, словно домашние. Даже олени не убегали от нее.