Но голова ничего не ответила. Тень прошла по её лицу, и мне на миг показалось, что вместо юноши на меня смотрит глубокий старик, такой древний, что мне стало страшно. Я немного подалась вперёд, чтобы лучше рассмотреть лицо, но оно вновь приобрело прежние очертания. «Фу ты чёрт, померещилось», — подумала я.
— Что вы сказали? — спросила голова. — Я не расслышала.
— Я спросила, тот ли это Джордано Бруно, которого сожгли?
Голова моргнула в знак согласия.
— На Кампо деи Фиори, сейчас стоит памятник, только он там на себя не похож. Люди всегда так — сначала жгут, вешают, головы рубят, а потом памятники ставят.
— Это точно, — согласилась я, чувствуя обиду за всё человечество, — кстати, об отрубленных головах, расскажите, почему вы всё ещё живы, и причём тут Джордано Бруно?
Голова недоверчиво прищурилась.
— А вам зачем?
— Не знаю, так просто…
— Просто — одним местом с моста, — голова скорчила недовольную гримасу, — все так говорят, а потом…
— Кто, все?
— Кто, кто! Охотники за мной, вот кто. — Голова внезапно стала серьёзной. — Специально приезжают в Италию, толпами. Может, вы одна из них, почём мне знать.
— И чего им всем от вас нужно? — спросила я как можно наивнее, из-за чего фраза вышла фальшивой, и голова, похоже, это почувствовала.
— А то не знаете! — горько усмехнулась она. — Все всегда всё знают, только делают целомудренные глаза.
— Я, правда, ничегошеньки про это не знаю! Честно-честно!
— Не кричите так. За стеной пейзанка, забыли?
Я закрыла рот ладонью и стала хлопать глазами, стараясь всё сказанное мной свести в шутку, но голова на это никак не отреагировала.
— И потом, мы ещё мало друг друга знаем для таких рассказов, — по бабьи растягивая слова, протянула она, — я ведь даже не знаю, как вас зовут…
— Александра, — ответила я и хотела протянуть руку, но вовремя одумалась, — можно Саша. А вас?
— А меня никак не зовут. — Голова улыбнулась. — По крайней мере, сейчас. Каждый, кто жил со мной почему-то считал своим долгом меня как-то называть. Фабио, Морён, Свия, Коррэо, Бази… всех и не упомнишь. У меня было столько имён, что придумывать новое не имеет никакого смысла. Хотя, если вам захочется придумать мне имя, то силь ву пле, я не против.
— Иван Иваныч, — выпалила я.
— Иван Иваныч… — повторила за мной голова. — Так меня, кажется, ещё никто не звал.
— Теперь мы достаточно хорошо друг друга знаем?
На лице головы вдруг проступила маска ужасной усталости.
— Давайте, мы с вами завтра об этом поговорим… — прошептали яркие, едва разлепляющиеся губы, — я немного устал…
— Мне кажется, вы симулянт, — в сердцах сказала я.
Голова встрепенулась.
— Мне больше нравится слово «актёр», но если вам так будет угодно, то сойдёт и симулянт. По большому счёту, это одно и тоже.
Голова смотрела на меня хитрющими глазами, в которых было написано бессмертное калягинское: «Должна же я его хоть чуточку помучить». Стало понятно, что сегодня добиться от неё чего-то внятного будет совершенно невозможно, но я была уже достаточно под шафэ, чтобы на всё это наплевать.
— Раз вы не хотите разговаривать, я пойду спать, — сказала я голове. — Я сплю со светом, так что, если вам это помешает, могу накрыть вас полотенцем, как попугая. Хотите?
— Нет, ничего такого не надо, — ответила голова. — Если хотите, чтобы я уснула, почешите меня чуть выше того места, откуда, так сказать, растёт коса.
Слегка покачиваясь, я встала и сделала, то, что меня попросили. Запустила пятерню в чёрную шевелюру и поскребла ногтями тёплый и твёрдый затылок.
— Вот так, хорошо… — блаженно пролепетала голова, — вы прелесть, Саша…
Её глаза закрылись.
«Вероятно, у неё там та самая „кнопка“, которую безуспешно искал Караченцов у Электроника», — подумала я и пошла спать.
6. Удар, удар, ещё удар…
Я проснулась с невероятно свежей для моего вчерашнего выпивона головой. В комнате было душновато. Сквозь плотные шторы пробивалось яркое солнце.
Голова ещё спала. Глаза её были закрыты, лицо выражало полнейшее спокойствие. При естественном освещении цвет её лица оказался розовым, как у маленькой девочки. Или мальчика. Я подошла к ней поближе, убедилась, что в тарелке совершенно пусто, вылила туда остатки вина с благородным осадком, бутылку отправила в мусорное ведро. Решила, пока голова ещё спит, рассмотреть её повнимательнее.
Оказалось, что мои пьяные глаза вчера меня не повели — черты лица были абсолютно женские, но само лицо, вернее, его очертания — мужскими. Такое сочетание мне нравилось. Я поймала себя на мысли, что мне хочется провести пальцем по бровям, уж больно они были тонкие, прямо ажурные…