Ласло подробно рассказал о странном поведении Антонио, но стал сбиваться, когда речь зашла о смерти актера, обстоятельства которой так и остались до конца невыясненными. Пол слушал его внимательно, пытаясь одновременно анализировать полученную информацию. Он полагал, что, разложив по полочкам последние события в жизни Антонио и сопоставив их с соответствующим периодом жизни Марка и Федерико, сможет получить в конце концов достаточно четкую и полную картину всей этой запутанной истории.
Ласло назвал день смерти старого актера одним из самых странных в своей жизни. Виделись они в тот день утром в квартире на проспекте Либертад. Актер попросил адвоката принести ему некоторые документы, на основании которых хотел составить новую редакцию своего завещания. Как только Ласло появился в его кабинете, то сразу обратил внимание на нервозность актера, совершенно не свойственную этому человеку – уверенному в себе и относившемуся ко всем жизненным проблемам с изрядной долей юмора. Актер, против обыкновения, вышел к Ласло в пижаме и небритым. Даже не поздоровавшись, он попросил адвоката дать ему принесенные бумаги и стал просматривать их. По ходу дела он как-то неуверенно попросил Ласло не волноваться и сказал, что в самое ближайшее время тот получит все необходимые пояснения.
На этом месте венгр сделал паузу, мысленно выстраивая цепочку воспоминаний. Полу казалось, что говорит он честно, не пытаясь что-либо утаить. Судя по всему, надеяться адвокату было уже особо не на что, и он пошел на раскрытие профессиональной тайны, полагая, что в данном случае этот поступок вряд ли может хоть как-то повредить его клиенту. Тем не менее Пол старался держаться настороже и не поддаваться обаянию собеседника. В конце концов, все это также могло быть очередным спектаклем, тактическим приемом, нацеленным на то, чтобы выяснить нечто важное уже у него лично.
– Актер был абсолютно трезв, – продолжал говорить Ласло, еще более бледный, чем обычно, – но у него сильно дрожали руки. Он явно хотел и в то же время опасался сказать мне что-то важное. Наконец он собрался с силами и прямо, без обиняков заявил: «Я завещаю все Хоакину. Мой сын не готов стать наследником моего имущества. Он человек безответственный и инфантильный. Хоакин позаботится о нем, это будет одним из условий, указанных в завещании. Антонио же будет жить и дальше, как жил до сих пор, ни в чем себе не отказывая. Но полноценным собственником ему не бывать. Все, Ласло, я так решил и по-другому поступать не собираюсь. У меня на это есть свои причины, и достаточно веские, можешь мне поверить». Эти слова актера просто ошеломили меня. Нет, я, конечно, знал, что у них с сыном достаточно сложные отношения и что эмоционально они вообще никогда не были особенно близки, но в прочности их родственных уз я никогда не сомневался! Эта связь отца и сына была в них сильнее, чем любая дистанция, обусловленная несходством характеров. Такое решение актера показалось мне не то что неразумным или нелогичным, но в некотором роде не совсем законным. Если бы Антонио стал оспаривать такое завещание, я бы ничуть не удивился, да по правде говоря, поддержал бы его доступными мне профессиональными методами. В общем, мысленно я уже стал готовиться к тому, что такой иск со стороны Антонио неизбежен.
Пол прервал адвоката, задав вопрос, от которого глаза венгра стали еще печальнее:
– Но, как я понимаю, актер не успел изменить завещание. Вы принесли ему документы, но, как вы сказали, в тот же день он умер.