Но Леонардо не подымал головы, его блестящие глаза не видели быстро приближающегося верхового, а ведь тот вел за собой Неттуно.
Там, на вершине скалы, золотистой вуалью рассыпались длинные волосы, затеняя бумагу, на которой уже вырисовывались очертания гор и долины с вьющейся вдалеке рекой, окаймленной ивами.
Всадник подъехал к скале.
– Нардо! – окликнул он юношу.
Отвесная скала отразила его голос. Эхо перекрыло гул быстрой реки, шелест ив.
– Нардо!
Наконец голос долетел до вершины скалы. Леонардо с досадой стал оглядываться. Потом лег на живо г и посмотрел вниз:
– Кола?! Это ты? И чего это ты вздумал мешать мне? Никколо мог бы обидеться. Но он знал своего друга, поэтому, привстав в седле, еще сильнее замахал рукой:
– Скорей, скорей спускайся! Быстро! Отец твой из города приехал. Это он велел позвать тебя. Ты сразу же поедешь с ним во Флоренцию!
– Иду! – крикнул Леонардо, всполошившись. Он уже догадывался, в чем дело.
Его рисунки накануне исчезли со с ген комнаты дяди Франческо. Бабушка не преминула шепнуть ему на ухо: отец прихватил их с собой в город.
Ровесник Леонардо, Пикколо был значительно ниже его ростом. Тем не менее с другом он разговаривал в тоне некоторого превосходства, особенно с тех нор, как вернулся из Пистои, где трое суток пировал на свадьбе. Пировать – это да, это для синьора, отец которого – богатый землевладелец, Леонардо же, сына скромного нотариуса, ждала доля ученика во Флоренции. Правда, Нардо тоже не станет чьим угодно учеником. Никколо, перед тем как поехал на поиски друга, слыхал разговор о том, что сэр Пьеро показал рисунки своего сына маэстро Андреа Верроккио и тот выразил готовность принять Леонардо в ученики.
– Ты опять размечтался? – спросил Никколо.
– Я рисовал.
– Ну, как я понимаю, тебе и впредь не придется тосковать но рисованию. Твой отец намерен тотчас же возвратиться во Флоренцию. А бабушка уже укладывает твои пожитки. Жить будешь там же, где и обучаться. У мессера Андреа.
– У кого?
– У Верроккио.
– У Верроккио?! Да знаешь ли ты, что это значит? Ведь Это знаменитый художник! – воскликнул Леонардо и обнял друга.
Никколо продолжал держаться с некоторым превосходством.
– Покажи, что ты нарисовал?
– Дома, дома! – бросил Леонардо и поспешил к лошади. Ему теперь было не до рисунка. В приливе радости он обнял за шею Неттуно. – Ну, поехали!
Лошади едва успели перейти на рысь, как Никколо осадил своего коня. Леонардо удивленно взглянул на друга а поехал шагом.
– Знаешь, – начал Никколо, – мне жаль, что ты оставляешь меня. Тебе этого теперь, конечно, не понять.
– Конечно, нет. – В глазах Леонардо сверкнула насмешливая искорка. Но правая рука его уже легла на плечи Никколо. – Мне ведь тоже тебя очень недоставало, когда ты ездил в Пистою.
– А теперь мы не увидимся с тобой целый год или, может быть, даже больше. Что ж, буду один стрелять в цель. А куда ты денешь свой лук?
– Дарю его тебе. Все равно, во Флоренцию я его не возьму.
– Ну, а когда вернешься?
Леонардо пожал плечами. О возвращении он совсем не думал.
Четырнадцатилетнее пылкое сердце влекло его во Флоренцию.
Среди оливковой рощи уже виднелись дома Винчи. Никколо остановил свою лошадь.
– Нардо! Скажи, ты останешься моим другом?
– Навеки, – с чувством сказал Леонардо и протянул ему руку.
– Навеки, – прошептал Никколо Кортенуова и вдруг указал на небо: – Гляди, перелетные птицы.
Глава пятая Наблюдательные глаза, улыбающиеся глаза
– Нет! Никогда ничего не забывай! – С этими словами Андреа Верроккио опустил руку на плечо своего нового ученика. Леонардо обернулся, и на лице его тут же погасло вспыхнувшее было негодование. Он с благодарностью и ожиданием смотрел на учителя. По его заданию Леонардо с самого полудня срисовывал вырезанные из дерева геометрические фигуры и, нужно сказать, небезуспешно. Наносимые им на гладь бумаги кубы, призмы не утрачивали своего объема, они продолжали оставаться ощутимыми телами – хоть в руки бери! Справившись с заданием, Леонардо, однако, не положил пера, которым сегодня работал весь день, а принялся украшать нарисованные фигуры цветами, увивать их необычайными дикими травами, лесными папоротниками, пока наконец на бумаге не показались заросшие обломки какого-то воздвигнутого из камней-великанов древнего сооружения.
Когда старший ученик, перуджинец Пьетро,[6] увидел эти рисунки пером, он с грубой бесцеремонностью накинулся на Леонардо:
– Откуда ты выкопал этот бурьян?
– Из памяти, – ответил Леонардо.
Перуджинец на секунду опешил, решая, как быть: ударить новичка или нет? Связываться с ним не так уж безопасно; этот ангелочек недавно один разделался с тремя учениками, когда те стали его дразнить.