– Одежда эта обошлась в тысячу дукатов, – сообщает своему приятелю каменщик, стоявший возле Леонардо.
Трудно понять, гордится ли бесправный мастеровой расточительностью юного Медичи или за его словами кроется горечь, порицание.
Теперь снова, еще торжественней прежнего, играют медные трубы. Величавые звуки оттеняют барабанный бой, доносящийся с края площади. Толпа разражается овациями, окружая кольцом очередного, одиноко едущего шагом всадника. Это – Лоренцо Медичи. Старший сын Подагрика.
Великолепный боевой конь вороной масти нервно дергает головой. А седок неподвижен. Он спокойно сидит в седле и в правой руке держит красно-белое шелковое знамя, на белой полосе которого то появляется, то исчезает написанное рукой Леонардо светозарное лицо, напоминающее лик древней богини. Портрет возлюбленной Лоренцо Медичи, прекрасной Лукреции Донати. Ее голову обрамляет радуга – символ красоты и мира. Одежда всадника проста. Лишь на груди его изредка поблескивает серебряный герб с лилией. Лоренцо замечает Верроккио. Он с улыбкой кивает ему.
Толпа смыкается вокруг Медичи. Городская охрана, высоко подняв алебарды, с бранью прокладывает дорогу владыке.
Опять раздаются трубные звуки, барабанный бой. Начинается турнир.
Оттуда, где стоит со своими учениками Верроккио, не видно всего поля, только правая его сторона. Там ожидает поединка чужеземный паладин в тяжелых латах. На шлеме его вьются, красиво подобранные, белоснежные перья, на щите – львиная голова.
– Француз, – передается из уст в уста.
Леонардо, не отрывая глаз, следит за огромного роста иноземцем, который, пришпорив коня и взмахнув украшенным белыми лептами копьем, понесся через турнирное поле. Когда справа показался противник француза, зрители загудели:
– Флорентинец! Флорентинец!
Броню этого всадника скрывает бледно-голубой плащ, на груди у него – крупная алая лилия. На вид он не менее сильный, чем француз. Нижняя часть его лица защищена забралом. Кто же он, этот флорентинец?
Зрители возбуждены, думают-гадают, спорят: кто победит? Слышатся замечания, предположения, пререкания.
– Чужеземец нападает ретивее, зато флорентинец ловко парирует! – раздаются голоса.
Сражение теперь хорошо видно Леонардо. Француз выбивает копье из рук рыцаря с красной лилией. Тот оказывается полностью во власти чужеземца. Но что это? Француз не пользуется определенным преимуществом? Зрители взволнованы. Француз, гарцуя, отходит в сторону и знаком велит герольду[19] подать его противнику оброненное копье.
– Это он сглупил, – пробурчал перуджинец. – Ему ничего не стоило бы теперь победить.
Мессер Андреа промолчал.
Состязание на копьях – джостр – продолжается. На этот раз, кажется, француз окончательно победит: он чуть не вышиб флорентинца из седла. Тот покачнулся, выскользнувшая из стремени нога в броне беспомощно повисла в воздухе. И все же флорентинец посылает лошадь вперед; отбросив щит, он хватает под уздцы коня противника, и, дернув их, сам отскакивает в сторону. Затем, вывернувшись, пронзает со спины копьем французского рыцаря.
– Не по правилам! – крикнул кто-то в первом ряду.
– Ну чего ты, в нашу же пользу! – одернул его сосед.
Француз падает с коня. Звон ударившейся о камни брони эхом отдается по всему полю.
Победитель молодцевато едет перед трибуной знати. Вот он сбрасывает шлем.
Леонардо кажется знакомым его смуглое лицо. Но откуда он знает этого человека? О, ночь в Лукке!
– Сальвиати! – прокатывается гул по полю. – Сальвиати! Приближенный Медичи!
Торжество победителя разделяют далеко не все. Усиливается ропот возмущения. Флорентинец держался не по-рыцарски. Рядом с Верроккио кто-то горячо доказывает, что Сальвиати не должен участвовать в дальнейших состязаниях.
– Его руки обагрены кровью! – негодует каменщик. – Это не паладин, а наемный убийца.
– Замолчи, – одергивает его сосед, взглядом указывая на человека с сузившимися под надвинутой меховой шапкой глазами – члена Синьории.
«Сальвиати», – мысленно произносит Леонардо, вмиг утратив праздничное настроение.
А над полем уже звенят флейты и свирели. Зрители опять оживляются.
– Идут ряженые!
Откуда-то с противоположной стороны поля доносятся обрывки песен, щелканье погремушек, слышен барабанный бой, но теперь уже совсем не торжественный, а игривый.