Паша меж тем успел убрать своих жен с глаз иноверцев. Скрыв нежные лица под густыми вуалями, женщины удалились на берег моря, где их поджидала шлюпка, на которой они должны были отплыть домой на Анафи.
«А теперь – за дело!» – скомандовал паша.
И мы взялись за кирки; ломы, лопаты. Все вместе дружно налегли на скалу под часовней. Результатом первых усилий было то, что на ноги неудачника Тинополоса свалился огромный камень, отчего тот навеки охромел. Но если бы только Это!
Один из чернокожих вдруг дико взвыл и высоко поднял над головой свой трофей: заржавленную металлическую шкатулку. Плотным кольцом окружив счастливца, мы как ошалелые принялись громить фундамент часовни, дробя и выворачивая камни. Каждому было ясно: там, где оказался один сундучок, найдутся и другие. Но в разрыхленной земле больше ничего не было, кроме змеи, которая, извиваясь, выползала из своего разоренного убежища. Ее голову тотчас же размозжили, но напрасно: змея оказалась безобидной медянкой.
«Ох, не миновать нам теперь беды! – процедил один из матросов. – Убивать неядовитую змею – к несчастью».
Мы же стояли и вздыхали, еще бы: ведь нашли-то всего навсего единственную шкатулку. Правда, в ней что-то гремело, когда ею трясли, но пусть там даже полно драгоценных камней – разве это можно назвать сокровищем?
Один из евнухов, видно, бывший вор откуда-нибудь из Багдада или Дамаска – я слыхал, будто, кроме Неаполя, и Эти города славятся искусными жуликами – вмиг открыл заржавленный замок шкатулки. Истину мы, к сожалению, отгадали только наполовину. Верней, мы переоценили содержимое шкатулки, предполагая, что там драгоценные камни. Оказались просто камни. И хоть мы за них заплатили дорогой ценой, они оставались всего лишь камнями. Округлившейся на прибрежном песке, отшлифованной волной проклятой галькой была набита шкатулка. Паша, неистовствуя, выгребал из нее содержимое, которое, как град, тут же обрушилось на наши головы. На счастье, камни стучали только по шапкам да шлемам, никому из нас не причиняя боли – если не считать злополучного доктора Тинополоса. Он давно утерял свой головной убор, а крайне раздосадованному Омеру-паше особенное удовольствие доставляло целиться в плешивую голову ученого. А как скоро понадобилась нам Эта голова! Со дна шкатулки был извлечен на свет божий кусок пожелтевшего пергамента. Мы уставились на вестника прошлого, на котором было написано… Нет, лучше ты сам прочти. Я захватил его с собой, храню как память, как талисман. Талисманом считает его и Хайла.
– Хайла? – переспросил Леонардо.
– Об этом после, – покачал головой Никколо, доставая из внутреннего кармана на груди маленькую пожелтевшую записку. – Посмотри, – и он протянул ее Леонардо.
Перед глазами Леонардо появились почти стертые буквы:
ΜΗ ΖΗΤΕΙ ΤΙ ΕΚΕΙ ΕΥΡΙΣΚΟΙΙ ΕΝΘΑΕΡ ΟΥΔΕΝ«ΗΣΑΥΡΟΝ ΔΕ ΜΕΓΑΝ ΪΥΔΛΑΒΕ ΤΗΝ ΣΟΦΙΑΝ– Ты понял? – спросил Никколо.
Леонардо прочел текст по слогам и стал его переводить:
Не ищи напрасно там, где клада нет,лучшая находка – найденный совет.– Да-да, слово в слово! Так истолковал нам и Тиноподос, а синьор Балтазар перевел паше на турецкий язык.
Никколо взял назад записку и продолжал:
– Если бы ты видел лицо паши! На нем было такое выражение, будто нечистая сила клочьями выдергивала его роскошную бороду. Но брань при этом извергал сам бородач. Он призывал аллаха и его пророка Магомета проучить ничтожных генуэзцев за дерзкую шутку. О, если бы паша ограничился только просьбами к аллаху! Но, на беду, он дал сигнал, и пошли в ход кулаки его чернокожих телохранителей. В мгновение ока вся наша шестерка оказалась в плену У паши, предоставленная его полнейшему произволу. Положение наше было весьма незавидным. На этот раз капитан Болио, опытная лиса, выходец из Специи, придумал – да-да, именно он придумал, – как нам выпутаться из капкана.
«Не знаю, всемогущий паша, – начал он, – куда приведет тебя твоя необузданная, бескрайняя ярость! Имей в виду, наше судно стоит на якоре в заливе, на другом берегу острова. Если мы не вернемся до захода солнца, оно тотчас же поднимет паруса и не остановится до самой Александрии. И тогда берегись, паша, шелковой бечевки!»
Ты ведь хорошо знаешь, мой Нардо, что шелковый шнур у турок не считается предметом роскоши. И Омер-паша задумался, что с нами делать. Он уже готов был отпустить нас, не начни несчастный Балтазар – и надо же, в таком отчаянном положении! – подавать знаки глазами и руками подкравшимся опять к нам хихикающим женщинам. Старший евнух шепнул что-то паше, и тот хлопнул себя по животу.