Миланец о себе не рассказывал, он говорил лишь о красотах Милана, о его богатстве и удивительных женщинах. Леонардо, наоборот, захотелось рассказать этому человеку все о себе, посвятить его в свои планы. Он говорил о секретах переноски целиком церквей, о том, каким образом можно было бы для этого использовать давление воздуха.
– Это вполне возможно! – воскликнул он горячо и с азартом продолжал излагать недоверчиво улыбавшемуся собеседнику различные свои наблюдения.
К этому времени новые знакомые уже покинули питейный зал и бодро шагали по улицам Пизы, будто не они просидели целую ночь без сна.
Несмотря на позднюю осень, в это утро с моря подул теплый ветер. Открылись лавки. В распахнутой булочной пекарь бил по щекам ученика, с огромными ведрами спешили к колодцу заспанные слуги.
Проходя мимо палаццо Агостини, миланец посмотрел вверх, на стрельчатые башни здания.
– Так примерно выглядят наиболее скромные дворцы Милана, – проговорил он с пренебрежением, отлично зная, что этот дворец считается одним из прекраснейших строений Пизы.
Когда они спустились к берегу Арно, Леонардо уже развивал мысль о том, что надо бы проложить каналы по реке между Флоренцией и Пизой. Тогда бы исчезли тростники, болота и равнина стала бы орошаемой.
Сколько планов, чаяний, воспоминаний просилось на уста Леонардо! Он не смог объяснить, чем вызвана вдруг такая общительность. Он даже не заметил, что его спутник уже с час как совсем умолк, хотя выражение смуглого лица, даже теперь, в лучах солнца, сохранявшего свою темную окраску, продолжало оставаться понимающим, а глаза светились сочувствием.
– Вы непременно должны побывать когда-нибудь в Милане, – произнес он задумчиво.
– Вы правы, я должен туда съездить. Да и хочется мне в Милан. Признаюсь, я не впервые подумал об этом сегодня.
Леонардо притих. Он не сказал о том, когда и почему родилось в его сердце это желание…
Настало время проститься с миланцем. Скульптор Якопо уже, наверное, нетерпеливо дожидается его.
Леонардо пожал миланцу руку с чувством дружбы, внезапно возникшей этой зарей.
– Я увижу вас вечером? – спросил синьор Лодовико.
– К сожалению, я сегодня же должен вернуться во Флоренцию.
– Но мы еще когда-нибудь… когда-нибудь встретимся с вами, – с улыбкой кивнул миланец и размеренным шагом направился к гостинице.
Леонардо, пройдя несколько десятков шагов, остановился у перекрестка и, прислонясь к стене, несколькими штрихами набросал врезавшееся в память лицо своего нового знакомого…
Об этой встрече и думал Леонардо теперь, много месяцев спустя, снова очутившись у входа в гостиницу. Дождь, усиливаясь, рьяно хлестал по камням мостовой.
На стук раздалось знакомое ленивое шарканье. Борсо шел открывать по обыкновению вяло и неохотно.
– Не тужи, куманек, бывает и хуже, – ободрил хозяина возница. – Коллето заняли… Еще хорошо, что мне удалось вовремя улизнуть. Не то папские наемники непременно отняли бы моих лошадей!
Хозяин что-то буркнул в ответ, и ворота за ними с грохотом закрылись.
Леонардо снова ощутил сходство этой ночи с той, прошлогодней, и даже спросил:
– Ну что, слушает еще ваш миланец музыку?
– Кто, синьор Лодовико? Что за чушь вы говорите! Он еще весной покинул Пизу. Неужели вы не слыхали? Теперь он правит Миланом. А канцлера обезвредил.
– Правит Миланом, говорите?! Значит, Лодовико и есть герцог Сфорца?
– Будет вам. Неужто вы не знали, что это был он? Синьор Лодовико Сфорца. По прозвищу Моро, Мавр, то есть.
Да, Леонардо на самом деле не знал этого. И сейчас, как нечто невероятное, вспоминал свою долгую с ним беседу, восстанавливал в памяти черты лица тогдашнего изгнанника.
В окно упорно стучал дождь.
Да, не мешало бы побывать в Милане…
Осенний дождь – стойкий противник. Он может разогнать даже целую армию. Победители Колле охотно приняли предложение Лоренцо Медичи заключить перемирие на три месяца. А ведь синьор Лоренцо знал, что за перемирием последует мир, более того, коалиция. Деньгами многого можно добиться: например, изменить настроение неаполитанского короля, сбавить воинственный пыл урбинского герцога, утолить жажду мести папы. Но жажду мести Лоренцо Медичи ничем не утолить, и от нее никуда не денешься.
Золото дома Медичи и рука синьора Лоренцо настигнут любого на любом расстоянии. Убийца Бандини исчез, но не бесследно. В своем безумном от страха бегство он нет-нет, да появлялся то в одном, то в другом уголке Италии. Но повсюду чувствовал над головой угрозу смерти.
В ушах его все еще гудели, выли губительные колокола флорентийского собора. Но еще страшней было просыпаться ночью от кошмара: «Palle! Palle!»