Но и здесь крылась проблема, так как увидеться наедине с ней не было совершенно никакой возможности. Так что теперь, вновь обретя связь с любимой старушкой, можно представить, какую безграничную радость и счастье она испытала, надеясь поговорить с ней по душам. Время неумолимо бежало вперёд. Прошло несколько дней, не ознаменованных ничем новым и не оставивших после себя особо ярких впечатлений в памяти девушки: только душевное тепло и мягкое спокойствие, в которых она нуждалась с болезненной необходимостью. Природа же, словно сжалившись над недугом Флорентины и пережитыми ею страданиями, внезапно преобразилась и засверкала по-летнему жаркими солнечными лучами. Ясная небесная лазурь мгновенно разогнала свинцовые тучи, грозившие с каждым днём извергнуть всё большие потоки колючей ледяной воды на стылую землю, сизый туман постепенно развеялся, а в парке вновь проступили очертания причудливо подрезанных вечнозелёных кустарников - лишь нагие деревья, скорбно склоняющиеся над всеобщим великолепием, напоминали о пережитой непогоде. Флорентина приветливо улыбнулась такому единодушию, точно совпадающему с её мыслями и настроением. Но столь ослепительный свет не щадит никого, и сейчас, красочным жизнеутверждающим утром, бесстыдно и откровенно бросающий обжигающие лучи на всё то, что хотело бы остаться незамеченным в тени, он играл золотистыми отблесками на сухих щеках старушки, не оставляя без внимания ни одной морщинки, ни одной неровности. В окружающем её фигуру солнечном ореоле было нечто сюрреалистичное и вместе с тем возвышенно-торжественное. В сознании девушки промелькнуло уже далёкое и призрачное воспоминание о днях тяжёлой болезни. Лёжа в бреду и переживая мучительные часы кризиса, её бросало то в невыносимый жар, то в пронзительный холод. В тот момент мысли, как и речь, были настолько логически бессвязны, что она не могла поручиться за безусловную реальность происходящего, но, казалось, навеки запомнила страшный миг, когда внезапно повеяло безвестным холодом, не только сковывающим члены, но и затрудняющим само дыхание жизни замораживающим дуновением неизбежности. Её тело до сих пор помнило оплетающую ледяную паутину: так паук заматывает в свои липкие сети нелепо барахтающуюся добычу. Было в этом нечто неестественное и насильственное человеческой природе, претившее философской концепции жизни, что у девушки при воспоминании об иррациональном холоде судорожно замирало сердце. Страшно было снова мысленно возвращаться в те жуткие минуты, но именно облик старой няни навлёк на неё похожие ощущения. Глядя на nounou радостным утром, Флорентина уловила родственность внешнего образа старушки с дуновением смерти, но всё перекрывало иное, не внушающее тревогу и страх: безбрежный покой и волны мудрости источали искрящиеся, блестящие, старческие глаза. Они будто говорили, что здесь ещё не конец, нечего и думать об этом, а стоит со смирением принять щедрый дар, открывающий бесконечные просторы сокровенного знания, недоступного никому из земных смертных. Вскоре после полудня к девушке зашли maman с лечащим больную врачом, приехавшим к ним издалека по просьбе взволнованной матери. Дела Флорентины несомненно пошли на поправку, и доктор поспешил покинуть негостеприимный дом со столь странными для него обитателями, обособленно жившими в огромном готическом замке в самой глубине леса. Уезжая и испытывая невероятное облегчение, врач всё же чувствовал лицемерное удовлетворение от того, что он посетил это мрачное место, печально известное по рассказам и преданиям в городе. Пряча усмешку в густые смоляные усы, он с предвкушением ждал того момента, когда сможет поделиться впечатлениями с родными и близкими друзьями. Стоит только кинуть мимолётный взгляд на этого заурядного в своём любопытстве человека, и можно быть уверенными в том, что городские байки и легенды изрядно пополнятся уже этим вечером. Так как здоровье почти полностью восстановилось и няня в любой момент могла удалиться в свои привычные покои, девушка решила, что пора, наконец, действовать и попытаться расспросить её о событиях минувшего времени, а заодно и выказать ей искреннюю благодарность, излить которую было необходимой потребностью. - Ma chère nounou, вы дни напролёт просиживаете у моей постели, ухаживая и развлекая моё уныние любимыми с детства рассказами, что, право, я чувствую себя несколько виноватой, но также и безгранично благодарной вам. Если бы не вы... Её голос обессиленно дрогнул, и старушка хотела было что-то сказать, но Флорентина предупреждающе подняла руку, жестом прося не перебивать её и выслушать до конца. Няне только и оставалось, что чуть склонить седовласую голову набок и доброй улыбкой, оставляющей вокруг себя лучистые морщины, приободрить юную воспитанницу. - Я чрезвычайно признательна вам за всю доброту и внимание, которыми вы окружили меня во время болезни. Знаете, в раннем детстве мне казалось, что вы всегда будете рядом, будете неотъемлемой частью моей жизни, меня самой, но потом вы внезапно отдалились - О, я прекрасно понимаю, что вы ни в коем случае не хотели этого! - и я думала, что наше общение безвозвратно утеряно. Но вот вы снова сидите рядом, смотрите на меня такими родными добрыми глазами, и я вдруг ощутила, что вы никуда не исчезали из моего сердца, а, более того, всегда будете занимать в нём самое значимое и дорогое место. Девушка смущённо замолчала, потупив слезящиеся глаза. В наступившей тишине особенно нежно прозвучал несколько хрипловатый низкий голос няни: - Что ты, Flora, девочка моя, для меня безграничная радость - забота о тебе. Я и не мечтала, что мне ещё доведётся случай побыть немного с тобой. Одна отрада для меня осталась. - Écoutez-moi[9], но ведь до моего рождения вы растили ma mère, n’est-ce pas? Прошу вас, моя милая няня, расскажите мне о ней, пролейте немного света на столь давние события! Мне не к кому больше обратиться: свидетелей прошлых лет больше не осталось, а те, кто что-нибудь знают, упорно молчат, как по чьему-то велению. Так странно и печально осознавать, что о самом близком человеке знаешь меньше, чем о любом другом из учителей или слуг. Старушка внимательно и чересчур проницательно всмотрелась в Флорентину, решаясь на нечто важное и необратимое. Слегка поведя плечами, словно освобождаясь от наплывших воспоминаний, и ещё больше сощурив старческие глаза, отчего они превратились в тонкие щёлочки с расходящимися в стороны глубокими морщинами, она села удобнее в плетёном ротанговом кресле и, взяв в умелые руки почти законченное вязание, мерным тоном начала свой рассказ. Под янтарными солнечными лучами, прорезающими витражное окно, сухая фигурка няни будто поддёргивалась рябью, отчего весь её облик представлялся частью старинной истории, уже припорошенной извечной пылью времени. - Pourquoi pas? Bien sûr[10], ты имеешь полное право знать об этом. Не буду утруждать тебя выслушиванием подробностей и моих пространных размышлений: я всего лишь расскажу тебе вкратце семейную историю, ту, которую наблюдала в течение многих десятилетий, а выводы и мнения о ней останутся твоей собственной прерогативой. - Зная свою матушку меланхоличной и глубоко скорбной особой, ты вряд ли сможешь представить, сколь радостным и непоседливым ребёнком она была. Да, в то время мы жили в столичном городе, в небольшом родовом особняке недалеко от исторического центра, в почитаемом и уважаемом доме с семьёй важной и исключительно аристократичной. Она и в детстве была красивой малюткой, а к возрасту, в котором ты сейчас как раз находишься, расцвела пышным цветом, так что вопрос о замужестве встал с внезапной остротой. Многие семейства желали породниться с прекрасной юной девушкой, да ещё с таким завидным наследством и приданым. Но если она и в детстве отличалась сумасбродством и своенравием, то с возрастом эти качества стали лишь сильнее, скрываясь от посторонних глаз покровом лисьей хитрости. Не скрою, мне, как её гувернантке и наставнице, приходилось особенно тяжело: не раз, во время отчаянных авантюр, я становилась её невольной соучастницей во всевозможных проделках, всеми силами стараясь предотвратить порой неизбежную беду, когда разве что чудо спасало её девичью честь и доброе имя. - По вашим словам выходит, что она вела весьма распутный образ жизни, а он никак не подходит по характеру maman. Даже в игривую беззаботную юность сложно вообразить её такой личностью. - Pas tout à fait[11], Flora. Да, её проделки носили не невинный, но и далеко не распутный характер. У неё были цепкий ум исследователя и решимость авантюриста, приправленные недюжинным любопытством и безрассудной смелостью. Внушив себе какую-либо мысль или фантазию, ей было необходимо немедленно претворить идею в жизнь. Я считаю, что это составляло её слабость, порождённую наследственной нервной болезнью и взращённую родительскими баловствами и попустительствами. Пока в её голове рождался очередной план приключения или чьего-нибудь розыгрыша, она всегда пребывала во взволнованном и излишне возбуждённом состоянии (ей вообще была свойственна некоторая духовн